Шрифт:
сказал Гэндзи, обратив взор к небесам (331).
– Если ушедшуюВстретишь, скажи ей, кукушка:В старом саду,Столь ею любимом когда-то,Померанцы уже расцвели…—ответил Удайсё.
Дамы тоже немало песен сложили в тот вечер, но я их опускаю.
Удайсё остался в покоях Гэндзи на ночь. В последнее время он часто проводил ночи в доме отца, стараясь скрасить его одиночество своим присутствием. Покои ушедшей госпожи, к которым в прежние времена он и приближаться не смел, находились неподалеку, и томительные воспоминания рождались в его душе.
Однажды в жаркий летний день Гэндзи отыскал место попрохладнее и, устроившись там, любовался садом. Лотосы на пруду были в полном цвету, и, глядя на них, он невольно вспомнил: «Неужели так много слез…» (359). Не имея сил двинуться с места, он долго сидел, отдавшись глубокой задумчивости. Начинало темнеть, в траве звонко стрекотали сверчки. Глядя на освещенные последними солнечными лучами цветы гвоздики, Гэндзи вдруг подумал, что и в самом деле бессмысленно любоваться ими одному… (340).
Летние дниБесконечно унылы, и слезыНе высыхают.А в траве как будто нарочноТоскливо звенят сверчки…В воздухе мерцали светлячки, и Гэндзи произнес:
– «К ночи в сумрачных залах – огни светлячков…» [119] Почему-то в те дни ему чаще всего вспоминались стихи именно такого содержания…
Ночь возвещая,Светлячки огоньки зажигают.Глядя на них,Печалюсь. И ночью и днемДушу снедает тоска…Наступил Седьмой день Седьмой луны [120] . Увы, разве так встречали его в прежние годы? Звуки музыки и сегодня не нарушили унылой тишины, царящей в доме. Гэндзи просидел весь день в мрачной задумчивости, и никто не вышел полюбоваться на встречу звезд. Ночь была совсем еще темна, когда Гэндзи поднялся и, подойдя к боковой двери, распахнул ее: сад сверкал от обильной росы.
119
«К ночи в сумрачных залах...» – Гэндзи цитирует поэму «Великая печаль» Бо Цзюйи: «К ночи в сумрачных залах огни светлячков на него навевали печаль, / И уже сиротливый фонарь угасал, сон же все не смежал ему век» (пер. Л. 3. Эйдлина, см.: Бо Цзюйи. Стихотворения. М., 1978, с. 266).
120
Седьмой день Седьмой луны. – Праздник встречи звезд Ткачихи и Волопаса.
сказал Гэндзи, выйдя наружу.
Как уныло стонет осенью ветер! Но вот настала новая луна, начали готовиться к поминальным службам, и Гэндзи немного отвлекся. «Почему до сих пор…» (361, 362, 363) – удивлялся он, а дни между тем текли унылой чередою.
В день поминовения обитатели дома на Шестой линии, как высшие, так и низшие, постились, ибо именно сегодня решено было поднести мандалу и прочие дары. Перед вечерними молитвами Тюдзё, как обычно, вошла в покои Гэндзи с водой для омовения рук. Взяв ее веер, он обнаружил на нем такую надпись:
«Беспредельна тоска,Бесконечным потоком слезыЛьются из глаз.Говорят, наступает сегодняКонец. Но чему же?»«По ушедшей тоскуя,Я подхожу все ближеК последнему сроку,И только поток моих слезПо-прежнему неиссякаем…»—приписал он рядом.
Скоро наступила Девятая луна. Увидев на Девятый день на хризантемах в саду клочки ваты [121] , Гэндзи сказал:
121
...увидев на Девятый день на хризантемах в саду клочки ваты... – На Девятый день Девятой луны (в праздник хризантем) принято было класть утром на цветы хризантем кусочки ваты и потом этой ватой, пропитанной росой, протирать лицо (см. также «Приложение», с. 83).
На Десятую луну, как обычно, лили дожди, и Гэндзи печалился, глядя на невыразимо унылое вечернее небо.
– «В дни Безбожной луны…» (83) – сказал он как-то словно про себя.
С завистью провожал он взглядом пролетавших по небу гусей…
Кудесник-даос,Небесные сферы пронзающий,Отыщи для меняДушу любимой. Ведь даже во снеЯ не вижу ее теперь… [122]122
Кудесник-даос... – образ из поэмы Бо Цзюйи «Великая печаль». Император Сюань-цзун послал даоса, владевшего искусством призывать души мертвых, на поиски своей погибшей возлюбленной, Ян Гуйфэй.
Шли дни и луны, а он все не мог утешиться.
Как-то раз, когда вся столица, охваченная радостным нетерпением, готовилась к празднику Нового урожая, Удайсё привез к Гэндзи двух своих сыновей, которые недавно начали прислуживать во Дворце. Мальчики были погодками, один миловиднее другого. Их сопровождали дядья То-тюдзё и Куродо-но сёсё, облаченные в великолепные, белые с синими узорами платья оми [123] . Глядя на их беззаботные лица, Гэндзи невольно вспомнил, как когда-то в эту же пору… [124]
123
...белые с синими узорами платья оми. – Платья оми надевались во время самых торжественных синтоистских церемоний.
124
...вспомнил, как когда-то... – См. кн. 2, гл. «Юная дева», эпизод, связанный с дамой по прозванию Цукуси-но госэти.
Итак, терпеливо переждав еще один год, Гэндзи начал наконец готовиться к уходу от мира, и невыразимо печальны были эти приготовления. Предвидя близкую разлуку, он оделил памятными дарами своих домочадцев – каждого сообразно званию и рангу, и, хотя постарался обойтись без особой торжественности: «мол, расстаемся навсегда», близкие ему люди понимали, что он решился наконец удовлетворить давнишнее свое желание, и, чем меньше времени оставалось до конца года, тем больше они кручинились.