Кабина вздрогнула, и мне показалось, что под нами загрохотали двигатели ракеты и в круглых иллюминаторах стал виден покачнувшийся на глазах краешек Земли. Облака… Океаны… и разные страны… На плечи мне давит страшная тяжесть, но я слежу за десятком приборов и управляю ракетой.

— Мы летим на другую планету, — сказал я Кышу. — Там срочно потребовались собаки.

«А мне всё равно, куда лететь. Лишь бы мы были вместе. Без тебя я не могу. Р-ру!» — ответил Кыш, и мы с ним поплавали в невесомости.

Только мне было тоскливо оттого, что я надолго улетел от мамы, и папы, и Снежки… Прямо лучше бы не улетал!..

Вдруг двигатели ракеты, отгрохотав, смолкли, я дотянулся на цыпочках до иллюминатора в железной двери, чтобы взглянуть, что это за планета, на которой не водятся собаки и на которую мы прибыли с Кышем.

Я взглянул, проморгался, ещё раз взглянул и понял, что на ступеньках лестницы этой планеты, подложив под себя портфель, сидит Снежка, уткнувшись подбородком в коленки, и лицо у неё грустное-грустное. И тут меня разобрала такая радость от встречи со Снежкой, что я заорал:

— Э-э-гей! Это мы-ы! Я и Кы-ыш!

Снежка вскочила со ступенек, я открыл двери и бросился к ней. Ведь мы не виделись целый век, а может, и больше.

Мы со Снежкой взялись за руки, и заплясали от радости на площадке, и хохотали, но слов никаких не говорили, как будто я и взаправду прилетел с другой планеты и не знал Снежкиного языка. А Кыш бегал вокруг нас и от радости долаялся до того, что слегка охрип. Но соседи, смотря на нас, не ругались и не просили прекратить шум.

Вдруг внизу забарабанили кулаком по стене шахты. Я забыл закрыть дверь кабины. Подойдя к кабине, я увидел, что Кыш успел налить на пол лужу, и побежал домой за тряпкой. Но соседи закрыли дверь без меня, и лифт поехал вниз. Когда я сбежал по лестнице вниз, тётя Кланя уже сама вытирала пол кабины тряпкой и не сердито сказала:

— Ну, ровно малое дитё… ровно малое дитё…

— Больше этого не будет, — пообещал я ей.

Снежка и Кыш были уже дома. Кыш лежал на своём матрасике и так глубоко вздыхал, что немного приподнимался при каждом вздохе.

«Ну, нету на белом свете сил, чтобы унесли меня ещё раз отсюда!» — говорил он при этом.

— Кыш, по-моему, стал белей, чем раньше. Наверно, поседел от переживаний. Так бывает, — сказала Снежка.

И я ей всё рассказал и про Олю, и про аспиранта Пашкова, который, к счастью для нас, не забыл своё сердце дома, и про дядю Сергей Сергеева, и как я убежал от директора, и про встречу с Володькиным, человеком в синем плаще, и как Кыш прочитал моё первое в жизни письмо, и, наконец, про Рудика.

Снежка, как только услышала, что это он с какими-то дружками унёс Кыша, так сжала кулаки и сказала:

— Пошли к нему!

— И что мы сделаем? — спросил я.

— Опять струсил? — разозлилась Снежка.

— Ни капельки. Но что мы ему сделаем? — ещё раз спросил я. — Как мы его накажем? Тут надо думать. У меня знаешь какая ненависть? А ведь я его пожалел после приговора на подписку!

Снежка села на диван и задумалась, а я пошёл на кухню, достал из кастрюли замечательную кость, которую из-за большой печали вчера отказался глодать папа, и в миске принёс Кышу.

Он при моём появлении присел на матрасике, потянул носом и от наслаждения замотал головой. Я поставил перед ним миску с костью. Кыш сбегал к входной двери, прорычал своим врагам:

«Не вздумайте красть мою кость и меня!» — и не спеша принялся за своё любимое блюдо.

— Я придумала, — сказала Снежка. — Знаешь, что такое дуэль?

Я этого не знал.

— А сказки о Золотом петушке, о рыбаке и рыбке знаешь? И о царе Салтане?

— Это хорошие сказки… Мне папа их читал, — сказал я.

— Их придумал для нас Пушкин, а его убили на дуэли, — сказала Снежка. — Валя, моя сестра, проходит про это в школе. И мы будем проходить.

— Расскажи, — попросил я, и сердце у меня защемило от жалости к Пушкину.

Разве можно убивать людей, которые придумывают для нас такие хорошие сказки!..

Снежка тихим голосом рассказала мне всё, что знала о Пушкине — весёлом, кудрявом и смелом писателе… Как он был внуком Петра Великого, как ругался с царём и защищал разбойника Дубровского, а царь разозлился и подослал Дантеса, чтобы похитить у Пушкина самую красивую на свете жену Наташу и увезти её за тридевять земель, чтобы Пушкин умер от горя… А сам Дантес был красивый и противный, как Рудик… Но Пушкин догадался и вызвал его на бой под названием дуэль. Эта дуэль была на морозе у страшной Чёрной речки. Дантес первым выстрелил в Пушкина из «нагана», да ещё не по правилам — разрывной пулей. Пушкин упал и тоже выстрелил из последних сил и, главное, попал, но Валя сказала, что у этого негодяя Дантеса, опять же не по правилам, под майкой был железный щит, и он не умер. А Пушкин умер…