Этот грозный день явился испытанием всего, что было сделано командованием армии, чтобы армия смогла выдержать самые невероятные трудности. Это было испытанием и той системы управления армией, которая была в предыдущих боях организована, проверена и упрочена штармом и Военным советом.

После сентябрьских боев, после боев в начале октября Крылов предугадывал, что могут сложиться экстремальные условия для управления войсками, при обрыве связи, при потерях в штабах, на командных пунктах соединений и частей, и построил работу так, чтобы, и потеряв связь с КП армии, в частях знали бы что делать.

Связь начала рваться. Сначала под артиллерийским огнем и бомбовыми ударами, затем в ходе боя.

Первая атака, самый сильный и массированный удар был отбит по всей полосе наступления. Горело не менее двадцати немецких танков, а улицы, по которым двигалась немецкая пехота, стали скользкими от крови.

В перерыве между первой и второй атаками удалось установить, что немецкое командование сумело в полосе штурма создать 10–12-кратный численный и огневой перевес.

Полтора часа перерыва, и вторая атака. За второй последовала третья. Утром передний край противника находился в полутора километрах от ворот Тракторного завода. Это расстояние немецкие войска не преодолели и к полудню.

Рвалась связь с дивизиями, армия несла потери, враг продвигался, но очень медленно. В 14 часов телефонная связь была прервана со всеми частями армии. В 15 часов танки противника прорвались к командному пункту армии. Рота охраны штаба вступила с ними в бой.

Казалось, что уже ничто не может удержать противника. Но командование 62-й подготовило атакующим сюрприз. В городе к середине октября оставалось десяток танков Т-34. Военный совет армии принял решение в бой на ходу их не вводить, а врыть в землю и замаскировать на танкоопасном направлении в парке Скульптурный. Именно через парк и наметил свой прорыв Паулюс. Врытые в землю танки вступили в бой в 15 часов. Они подпустили немецкие танки и машины с пехотой на 300–200 метров и открыли по ним кинжальный огонь.

Сразу же вспыхнули больше десятка немецких танков и загородили проход своим танкам. Но, видимо, операция была так спланирована, чтобы не останавливать продвижение. Сзади все подходили новые танки и машины. Тогда по парку Скульптурный был дан залп РС. Атака захлебнулась.

Три дня эта танковая засада сдерживала на этом направлении немцев, пока весь парк и танки не были разбиты немецкой авиацией.

Смяв защитников у полосы перед Тракторным заводом, а точнее говоря, когда не осталось ни одного защитника в живых, немецкие войска прорвались к заводу и к ночи достигли нижних береговых террас на Волге. Армия была разрезана еще раз.

Ночью Чуйков и Крылов склонились над картой. Нанести на нее точную обстановку было нелегко. Связисты еще не восстановили проводную часть. Связаться с частями по радио тоже не везде удавалось. По отрывочным донесениям, с помощью визуального наблюдения, по докладам штабных офицеров картина представала тревожная.

Противник закреплялся на берегу Волги, а реальных сил в армии, чтобы его отбросить от берегов, не было. О том, чтобы с оставшейся в руках армии узкой береговой полосы города ввести крупные силы, если их даст фронт, трудно было говорить. Каждый метр продвижения в городе равно был труден и наступающим немецким войскам, и контратакующим советским.

Если до прорыва к Волге в центре города и на Тракторном заводе можно было думать о стабилизации фронта как о достижимой цели, то теперь стабилизация фронта была крайне нежелательной, ибо опять же возрастали трудности с переправами, возникала опасность ударов армии Паулюса во фланги рассеченной 62-й, и уже вполне достижимыми для десанта становились волжские острова. Их захват отрезал бы все коммуникации 62-й.

Вопрос уже не стоял о том, выстоит армия, удержит или не удержит остатки города. На левый берег никто не собирался уходить начиная от рядового солдата и до командования армии. За Волгой ни для кого земли не было. Выстоят все, в этом не было сомнения, но выстоять, пасть в бою – это еще не значило удержать город. К Тракторному заводу и к «Баррикадам» немцы прорвались, когда на их пути не осталось ни одного живого защитника Сталинграда.

Гурову сообщили из политотдела фронта, что об обстановке в городе доложили Сталину, что в Ставке взвешивают все возможные варианты помощи Сталинграду. Это в какой-то мере обнадеживало командование армии, но вместе с тем и какой-либо реальной возможности резко изменить обстановку командование армии не видело и у Ставки.

– На что мы можем рассчитывать? – спрашивал Чуйков у членов Военного совета.

– Только на артиллерию с левого берега! – ответил Крылов. – А стало быть, мы должны расставить наблюдателей и корректировщиков где это возможно и где невозможно. В Севастополе мы их забрасывали в тыл к противнику. Здесь это тоже возможно…

К ночи поступило сообщение из штаба фронта, что готовится к переправе 138-я Краснознаменная дивизия полковника И. И. Людникова.

– Крепкая дивизия! – заметил Чуйков. – Я ее знаю по шестьдесят четвертой.

– Значит, верят, что мы выстоим! – сказал Гуров.

– Верят, что из Сталинграда не уйдем! – поправил его Чуйков. И обратился к Пожарскому: – Твое слово, Николай Митрофанович! Царица полей – пехота, а бог войны – артиллерия!

– Пока останется хотя бы один корректировщик на нашем берегу, немцам не придется считать операцию в Сталинграде законченной… И на острова они не высадятся, даже если положат все свои пять дивизий в могилу… От их огня нас укрывают руины, по и их они укрывают. И только они вылезут из камней, как тут начнется такая мясорубка, что и им она окажется не по вкусу.