Нина Ивановна позавтракала холодным чайком с дешевеньким печеньем и карамельками (они практичнее сахара). Выбралась на теплые ступеньки. Присела, рассматривая багрово-желтую рябинку с щедрыми гроздьями ягод, ярко-зеленую, не желающую признавать подступившую осень траву, голубое с редкими белыми облачками небо.

Скрипнула калитка. За ней стоял, не решаясь войти, невысокий мужичок с разлапистой бородой. Если бы не бейсболка с надписью «Лесоэкспорт», его можно было принять за выбравшегося из тайги лешего, решившего по непонятной причине стать домовым.

– Добрый день, - поздоровалась пенсионерка.
– Если ко мне, так заходите, что у порога-то стоять?

– Благодарствую, - воспользовался приглашением гость.
– Я, Нина Ивановна, к вам из города. С посланием от дочки.

– Еще что случилось?
– подняла блеснувшие слезой глаза хозяйка. Ничего хорошего от жизни она не ждала. Неужели и отсюда ее прогоняют? Запросто. Продала Верка этот дом, с которым Нина Ивановна уже сжилась, как с гробом, что некогда покупали загодя, задолго до смерти. И теперь куда? Просто на улицу? Бомжевать в подступающую зиму?

– Дочка ваша с мужем отправились... в санаторий на пару лет.
– Присел рядом дедок. Сказал такое, чего больше всего боялась, отчего измотанное сердечко сжалось в болезненный комок.
– Отсюда вам уехать надо... Ой, вы что?

Испугался, разглядывая побледневшую пенсионерку. Коснулся ее лба мягкой морщинистой рукой, отчего сразу стало легче и покойнее.

– Вы не тревожьтесь!
– заспешил, затараторил: - Они хотят, чтобы вы домой вернулись. Вот ключи.
– Достал из-за пазухи, протянул знакомую связку. Вытащил оттуда же завернутую в чистую тряпицу пачку.
– Деньги на первое время, десять тысяч. Коли мало, там, в сервизе между большими тарелками, еще есть.

– Что же... такое?
– растерялась Нина Ивановна. Вскинула на гостя мокрые от признательности глаза. Встретилась с ним взглядом. Поверила, что так и есть. А она-то Веру кляла, обижалась на нее! Доченька. Милая, родная. Образумилась-таки.

Старушка поднялась. Перед глазами пошли круги. Дедок вскочил, подхватил под руки, давая переждать слабость. Спохватилась:

– Простите, а вас как величать?

– Шиш Мохович я, - отчего-то смутился гость.
– Есть такое старое имя.

– Ну, я тогда домой, Шиш Мохович... Только с вещами как?

– Я привезу, - успокоил дедок.
– Вы так, самое необходимое собирайте, и пойдем потихоньку. Электричка полвторого, я вас провожу.

– Да что у меня тут необходимого?
– горько улыбнулась Нина.
– Только очки да лекарства.

– Ну, их забирайте. Я пока крылечко поправлю.
– Шиш Мохович вытащил из-за бездонной пазухи топорик со светлым, как безжалостно выжженные химией волосы, топорищем. Смутно знакомый Нине Ивановне. Она оглянулась, прищурилась на инструмент.

– Где-то я его уже видела?

– Ну, так у вас дома я его и взял. На время, - уточнил мастер. Легким движением развернул топор к себе, спрятал от Нины Ивановны глубокую, в виде молнии, царапину по металлу. Шепнул: - Пора отрабатывать должок.

И стал обтесывать, вправлять разбухшую ступеньку. Пока железная ржа не выела душу человека, превратив его в Хомо техникус или, того хуже, в Хомо бизнекус, его можно спасти. Если за это дело взяться умеючи.