Через несколько минут они уже стучали в запертую изнутри тяжелую, окованную железом дверь. Сержант Коновалов, узнав голос старшины, отодвинул тяжелый засов.

— Ну, как ты тут? — спросил Ничипуренко.

— Да не больно ладно, товарищ старшина. — Сержант покосился на дверь, ведущую во второй склеп и прошептал: — Кто-то возится за дверью. Дергает ее. Я уже помощь звать собирался.

— Может, почудилось? Там ведь нет ни входа, ни выхода.

— Нет, не почудилось. Кто-то через щель в дверях тросик пилить пытался. А как окликнул его, все стихло.

Старшина взял с могильного памятника стоявший там аккумуляторный фонарик и осветил двустворчатую железную дверь, ведущую в соседний склеп. На створках двери были толстые петли из кованого железа. Когда-то в эти петли вставляли дужку замка. А сейчас сквозь них был продет кусок толстого проволочного троса, концы которого соединялись причудливым морским узлом.

— Верно, кто-то с тросом шуровал! — проворчал Ничипуренко. — Две проволочки перепилены… Видать, никак покойнички фашистские не успокоятся… Ладно, иди, сержант! Уж мы с Николаем их успокоим.

Пока Петр Захарович запирал двери за сержантом, Коля с любопытством осматривал склеп — унылое, серое сводчатое помещение с узкой лестницей в углу.

“Это — в часовню”, — догадался Николай.

В каменный пол склепа в два ряда были вмурованы тяжелые гранитные надгробия.

На левой половине склепа надгробий не было. И там экипаж “катюши” сложил свое имущество — небольшой штабель ящиков со снарядами, три катушки телефонного провода, объемистую кружку с автолом, топоры, кирки и лопаты.

Осмотрев склеп, Коля подошел к надгробиям. Их было двенадцать. Мальчик, с трудом разбирая готический шрифт, все же понял, что надгробия были установлены на могилах фон Шлиппенбахов. Здесь было похоронено несколько поколений владельцев замка.

Пока Коля разбирал надписи на могильных плитах, Петр Захарович расстелил на пустых ящиках плащ-палатку и прилег.

— Закурить бы, — мечтательно проговорил он. — В сон клонит.

— А вы вздремните, дядя Петя, — посоветовал Коля. — Я же спать не буду. И как только кто-нибудь станет возиться за дверью, я вас разбужу. Спите, а я почитаю.

Петр Захарович заворочался на своем ложе, зевнул и согласился.

— Ладно, хлопец, неси вахту за старшину. День дюже хлопотной был… Устал я здорово. Как услышишь возню за дверью, так сразу же закрывай ладошкой мне рот. Я враз проснусь. Спать захочешь — тоже меня буди.

Коля повернул к себе фонарь, поудобнее устроился на пустом ящике и взялся за книгу.

Вместе с отважным польским воином Збышко он сражался с кичливым немецким рыцарем Лихтенштейном, пробирался через дремучие дубравы…

Ничипуренко сладко похрапывал. И это было единственным звуком в тишине склепа.

Коля не знал, сколько времени прошло. Но вдруг от внутренней двери послышался сначала шорох, потом чуть слышный скрежещущий звук.

“Пилят проволоку!” — вздрогнул Коля.

Осторожно, постепенно поворачивая луч фонарика, он осветил стену возле двери. Отблески света падали на темные створки дверей, и Коля заметил, как между этими створками появляется и исчезает светлая тонкая полоска металла.

Мальчик протянул руку и закрыл ею приоткрытый рот старшины. Храп оборвался. И сейчас же прекратился скрежещущий звук.

Петр Захарович вскочил со своего ложа, схватил фонарик, подошел к двери, подергал ее. Пока было перепилено только четыре проволочки из двадцати.

Ничипуренко вернулся к ящикам и зашептал на ухо Коле:

— Услышал, злыдень, что я проснулся. И враз бросил пилить… Ну, теперь я спать не буду. А вот храпеть придется.

Он опять прилег на ящики и стал звучно похрапывать. Но глаза его оставались открытыми. От дверей не доносилось ни звука.

Коля прочитал пару страниц, взглянул на старшину и увидел, что глаза у него закрыты и, как видно, храпит он по-настоящему.

Мальчик покосился на дверь. Над нею был зачем-то вбит большой штырь.

Коля вспомнил, как он дома устраивал ловушки старшей сестре, которая имела привычку рассказывать матери обо всех шалостях брата. Тогда получалось здорово.

Коля усмехнулся, отрезал кусок провода и привязал его к ручке кружки с автолом. Потом бесшумно подставил пустой ящик к дверям, взобрался на него и повесил тяжелую, двухкилограммовую кружку на штырь. Спрыгнув с ящика, он привязал другой конец провода к массивной дверной ручке.