–  Видно, больше охотников нету, - заметил Гейб. - А ежели кто желает, придется иметь дело и со мной.

–  Спасибо, Гейб, - сказал я.

–  Не на чем. Я ж ни черта не сделал.

Я разжал пальцы, камень упал на мостовую. В тишине он загремел на всю улицу.

Гейб вытащил из заднего кармана штанов большущий красный платок и шагнул ко мне. И, одной рукой придерживая мой затылок, начал вытирать мне лицо.

–  Эдак через месячишко у тебя опять будет вполне приличный вид, - заметил он в утешение.

–  Эд, Брэд! - крикнули из толпы. - Кто он таков, твой приятель?

Я не увидел, кто это кричал. Кругом было полно народу.

–  Мистер! - заорал еще кто-то. - Не забудьте утереть ему нос.

–  А ну, валяй! - прогремел Гейб. - Кто там остряк-самоучка? Выйди-ка, покажись, сейчас я тобой подмету улицу.

Мамаша Джоунс сказала громко, чтобы расслышал дядюшка Эндрюс:

–  Это шофер с грузовика, он разбил Брэду машину. Видно, если кто полезет драться с Брэдом, так этот малый ему задаст.

–  Ишь ты, хвастунишка! - закричал в ответ дядюшка Эндрюс. - Ну и хвастунишка!

Вдруг я увидел Нэнси, она стояла у калитки и смотрела, и лицо у нее было такое… совсем как в детстве, когда мне приходилось вот так же драться с Хайрамом. Ей было противно. Она терпеть не могла драки, она считала, что драться - глупо и пошло.

Дверь моего дома распахнулась, с крыльца сбежал Джералд Шервуд. Подбежал и схватил меня за руку.

–  Идем скорей! Звонит сенатор. Он ждет тебя на шоссе.

По ту сторону барьера ждали четверо. Поодаль остановились несколько машин. Там и сям кучками стояли солдаты. Примерно в полумиле к северу все еще работал экскаватор.

Я шел к людям, которые ждали меня на дороге, и чувствовал себя дурак дураком. Ну и вид же у меня, должно быть, - как у нечестивейшего грешника в аду! Рубашка изодрана, левая рука горит, точно ее надраили наждачной бумагой. Правая рука разбита о Хайрамовы зубы, левый глаз, чувствую, заплывает - будет изрядный синяк.

По ту сторону незримого барьера по-прежнему тянулся вал вывороченной с корнем растительности, его расчистили только рядом с шоссе, на два-три десятка шагов вправо и влево.

Я подошел ближе и узнал сенатора Гиббса. Раньше и его никогда не встречал, но видел портреты в газетах. Крепкий, коренастый, совсем седой и всегда без шляпы. Сейчас на нем был двубортный пиджак и ярко-синий галстук в горошек.

С ним был какой-то военный, на погонах - звезды. Третий - маленький, щуплый, волосы точно лакированные, черствая, непроницаемая физиономия. Четвертый тоже невелик ростом, но пухлый, круглолицый и синеглазый - никогда еще я не видал таких ярких синих глаз.

Я подошел к ним фута на три и ощутил легкое сопротивление: впереди был барьер. Тогда я отступил на шаг и посмотрел на сенатора.

–  Вы, наверно, сенатор Гиббс, - сказал я. - Меня зовут Брэдшоу Картер. Вам про меня говорил Шервуд.

–  Рад с вами познакомиться, мистер Картер, - сказал сенатор. - Я думал, Джералд тоже придет с вами.

–  Я его звал, но он решил, что ему не следует идти, - объяснил я. - Они там поспорили. Мэр хотел назначить комиссию для встречи с вами, а Шервуд никак не соглашался.

Сенатор кивнул:

–  Понимаю. Значит, мы будем говорить только с вами.

–  Если вы хотите вызвать еще кого-нибудь…

–  Нет-нет, зачем же! Ведь всеми сведениями располагаете именно вы?

–  Да, я.

–  Прошу извинить, я вас представлю. Мистер Картер - генерал Уолтер Биллингс.

–  Здравствуйте, генерал, - сказал я.

Странное чувство: знакомиться с человеком, не подавая руки.

–  А это Артур Ньюком, - продолжал сенатор.

Человечек с черствым, непроницаемым лицом холодно улыбнулся. Такой - будьте уверены! - никаких шуток не потерпит. Он, видно, возмущен до глубины души уже тем, что кто-то посмел допустить существование какого-то там барьера.

–  Мистер Ньюком - представитель государственного департамента, - пояснил сенатор. - А это доктор Роджер Дэйвенпорт, биолог и притом весьма знаменитый.

–  Доброе утро, молодой человек, - сказал Дэйвенпорт. - Простите за нескромный вопрос - что это с вами приключилось?

Я улыбнулся ему, толстяк сразу пришелся мне по душе.

–  Так, малость не сошлись во взглядах с одним земляком.

–  Могу себе представить, какое в городе волнение, - сказал Биллингс. - Пожалуй, скоро трудно станет поддерживать закон и порядок.