Драгунская Ксения Викторовна
Шрифт:
– Врете? – спросила Аня.
– Почему? Точно, на «вы». Положено.
– Вообще, про принцев? Врете?
– Нет, – он улыбнулся. – Я уже давно не вру. Раньше врал, а теперь нет. Я вам фотографию покажу. И шпага есть у меня.
– Шпага?
– Ну да. Наградная. Папенька их, король, шпагу пожаловал на прощанье, за добрую службу. Ох и намучился я с этой каркалыкой, пока тащил… и смех и грех…
Аня смеется.
8
Вдвоем идут по улицам поселка.
Аня рассказывает.
– Это водокачка, она уже старая. Ее все время чинить хотят, деньги собирают, а потом девают куда-то. Это клуб, только он сгорел. А жалко, дискотеки были. Теперь только в санатории дискотеки, у озера, по пятницам и субботам. Санаторий военные купили, там все сосны побелили.
Бомжеватый Саня около мусорных контейнеров вертит в больших ручищах и пристально рассматривает выброшенный кем-то торшер шестидесятых годов.
– Это Саня-Лисапед. С велосипедом все время потому что. Он дурак. То ли родился такой, то ли в армии побили. Вы его не бойтесь, он добрый. Его дачница одна наняла за десять рублей котят топить, так он их к себе домой принес, в старой ушанке поселил, из пипетки выкармливал… Тут друзья у меня – Чика, Лиза с Егором. Дачники. С местными мне не разрешают. Они по вечерам под мостом собираются, курят, пиво пьют. Мама боится. Мне из местных только с Амарашкой разрешают. У них семья такая – никто не пьет, у тетки свой магазин, «ИЧП СЕРОВА». Она хорошая, Амарашка, только простая, как веник. С ней на танцах никто танцевать не хочет.
– Почему?
– А у нее бородавки. Уже чего только не перепробовали, и мази всякие, и заговоры, даже в Москву возили, в институт красоты, лазером прижигали, представляете? А они – опять. Тут я живу. Вон Толя в шезлонге загорает. Мамин бойфренд. Толя – страшный тормоз. Ну, я пойду? Мне еще на скрипке заниматься надо.
9
Анина мама с балкона смотрит, что Аня с кем-то разговаривает. Начинает беспокоиться. Придирчиво вглядывается – кто там?
10
– А что маяк? – спросил человек. – Нашли?
– Какой маяк?
– Ууууууууу, – протянул человек. – Ты тут давно живешь-то?
– Меня в пять месяцев первый раз привезли, – обиделась Аня. – Я тут каждое лето живу.
– В детстве я тоже жил тут каждое лето, – сказал человек. – И мы всей гурьбой искали старый маяк, который остался после того, как море ушло.
– Какое море?
– Соленое. Цвета морской волны.
Аня не понимает.
– Раньше на этом месте вместо лесов и болот и полей было море. Потом оно ушло. Осталось озеро. Озеро – часть бывшего моря.
Аня недоверчиво молчит.
– Ты думаешь, почему этот поселок так называется?
– Кораблево?
– По-настоящему не Кораблево, а Корабелово. Да хоть бы и Кораблево, все равно ясно, что это про корабли. Потому что раньше, во времена моря, по берегам жили корабелы – те, кто строил корабли.
Аня молчит. Думает.
– Тут в каждом дворе, у всех – лодки. Почему?
– Так озеро же!
– Озеро – где? Под горой. А лодки у всех. Потому что люди знают, что здесь было море и что оно еще может вернуться. Только они никому не говорят об этом. Даже друг другу… В детстве мы искали старый маяк…
– Не нашли?
– Нет. Но теперь я буду искать.
– А можно, я тоже?
11
Аня поднимается на крылечко своего дома. Мама выходит навстречу:
– Пятнадцать минут! Ты уже пятнадцать минут должна быть с инструментом!
Аня неохотно вынимает из футляра скрипку, ставит ноты на пюпитр.
– Это кто? Ты с кем разговаривала?
– Зануда какой-то, – равнодушно и хмуро отвечает Аня.
– Как можно так говорить о взрослом человеке? – праведное негодование.
– А чего он пристал? Я фантик от жвачки выбросила, так он полчаса лекцию читал – о вреде жвачки и об охране природы.
– И правильно сделал! Наконец-то тут стали нормальные люди появляться.
Мама повернулась спиной, чтобы уходить, и Аня с удовольствием показала маминой спине язык.
12
Вечер. Сумерки в саду. Горит свет на террасе. Человек пьет чай. Пар от чашки с чаем.
Человек листает толстую, большую книгу со старинными буквами. Надпись на обложке: «Кораблевождение и его астрономические особенности».
Шорох в саду. Человек вглядывается в темный сад.
Саня-Лисапед ходит по саду, деловито снимая с веревок одежду.
– Уродились нынче свитера и рубашки… – сказал человек.
Саня испугался, кинул ворох одежды на землю, метнулся к дырке в заборе.
– Ничего, можно, – сказал человек. – Бери, если надо. Правда, бери…
Робко улыбаясь, Саня подобрал одежду.
– Ты, я вижу, парень хозяйственный, толковый, – похвалил человек. – Приходи ко мне помогать, дом чинить. Дел невпроворот, а одному несподручно.