13

Утро. Туман от травы. Аня и человек идут на поиски старого маяка. Входят в мусорный, чахлый, истоптанный перелесок, переходят по досточкам ручей в овражке, поднимаются в гору, идут через поле… Прячутся под деревом от дождя…

14

Толстый вязаный свитер до того велик Ане, что смотрится, как платье. Аня греет руки о большую глиняную чашку с чаем. Ходит по дому, разглядывает.

Кругом ремонт. Только в белой комнате порядок – пустота и цветы под непонятной зеленой картиной.

– А это что нарисовано?

– А что ты видишь?

– Море. Или нет – небо… Вообще-то здорово похоже на лес. И на город, если отсюда смотреть…

Человек улыбается.

– И море, и небо, и лес… И город, и музыка… Точно! Человек, который картину эту нарисовал, очень все это любил.

– Какой человек?

– Хороший очень. Сумасшедший. Смешной. Да нет его уже на свете… Ну, дружочек мой чудесный, прошу к столу. Славный сегодня денек – новолуние, ветер юго-восточный, значит, бороду можно не пылесосить, а надо есть жареные креветки в банановом соусе. В таких маленьких приморских поселках, как наш, непременно надо есть жареных креветок, в тихую жаркую погоду. Итак, Анна! Мне было очень приятно начать поиски старого маяка не в одиночку, а с тобой. Ты молодец! Из тебя получится отличный путешественник и мореход. На память о нашем первом дне поисков я дарю тебе… Вот, смотри… Надеюсь, тебе понравится.

Человек положил перед Аней узкую бархатную коробочку. Аня открыла. В коробочке – ажурные перчатки с перламутровыми пуговками и такой же веер.

– Откуда у тебя это? – спросила Аня.

– Это уже у тебя, а не у меня.

Аня надела перчатки.

– Ура, подошло, подошло! – человек засмеялся от радости и захлопал в ладоши.

– Ты вообще откуда взялся? – спросила Аня, глядя то на свои руки в перчатках, то на веер, то на человека.

Он не ответил.

– Я таких, как ты, еще никогда не видела. Ты совсем не такой, как все взрослые… – и, не умея сдержать счастливой и нежной улыбки: – Ты такой хороший…

Человек опечалился.

– Я плохой, – серьезно сказал он. – Я очень плохой.

15

Саня-Лисапед помогает человеку по хозяйству. Вдвоем пилят на станке доски, и белые стружки летят.

Вдвоем едят картошку в мундирах, запивают молоком. Саня что-то рассказывает, низкий голос, невнятное гудение, жестикулирует ручищами, и человек понимает его.

– Не горюй, – утешает он. – Забудь. Зачем тебе такая дура? Ты еще вон молодой совсем… Поживи, оглядись… А девушек на свете много, успеешь еще…

Саня кивает со вздохом.

16

Аня дома. Она занимается музыкой – плохо играет на скрипке.

Толя-Тормоз, сидящий с журналом в шезлонге, вздыхает и оглядывается на дом с тоскливой досадой.

17

Под мостом через узкую речку сидит Аня с подружкой Амарантой – коренастой девочкой с грубоватым лицом.

Амаранта смотрит на свои ладони. Потом на тыльные стороны.

– Проходят? Проходят, правда же?

– Ну да, в общем-то, – нерешительно говорит Аня. – Ты мазь-то мажешь, которую у экстрасенса купили?

– Мажу, – уныло сказала Амаранта.

– Ты лягушек в руки не брала? Говорят, от лягушек бородавки бывают.

– Говорят еще, бородавки у тех вырастают, кто одно место трогает, – поделилась Амаранта.

– Да? – Аня испугалась. – А ты что, трогаешь?

– Да нет, – неуверенно сказала девочка.

– Пошли? – Аня встала. – Мне до семи разрешили.

Они вышли из-под моста на дорогу.

Навстречу Саня-Лисапед идет, велосипед катит, улыбается девочкам приветливо. На Сане – отличная лайковая куртка.

18

Аня в гостях в старом доме.

– А откуда у Лисапеда такая куртка?

– Я подарил.

– Ничего себе…

– Грустно мне было, вот и подарил. Когда грустно, надо кому-нибудь что-нибудь подарить.

– А почему тебе было грустно?

– Если честно, мне было грустно из-за нее, – человек кивнул на зеленую картину.

– Из-за картины?

– Из-за той, которая ее нарисовала.

– Потому что она умерла?

– Потому что я ее сильно любил.

– А она тебя – нет?

– И она меня любила. А еще я ее мучил. И она меня мучила.

– Зачем мучить, если любишь?

– Это бывает у взрослых. Взрослая глупость. Любили и мучили. Господи… Теперь вот нет ее больше…

Он умолкает, и лицо у него такое безутешное, такое угасшее, что Аня робко, едва касаясь, гладит его по голове. Не глядя на Аню, он берет ее за руки, в ее ладонях прячет свои глаза и молчит. Поднимает голову и уже не так грустно глядит, даже улыбается.