— Какая разница, пусть хоть немного проветрится. Глаза уже слезятся.

Крылатый гость сам подошёл к неправильному окошку, отбросил в сторону занавески, заросшие паутиной, и заглянул вниз.

— Ого, уже служба вовсю идёт, а ты молчал. Иди сюда, посмотри, знаешь кого?

Деревянкин встал рядом, вздрагивая всякий раз, когда случайно касался плечом крыла, и посмотрел сверху на собравшихся в соборе Святого Станислава.

— Всех знаю. Вон тот, что с посохом в руках, сам пан кардинал Ястржембский. А перед ним, видите, благословление принимает — это генерал Взбзднибыховский, начальник Виленского гарнизона.

— А этот, военный с бульдожьими щеками? — Михаил не культурно показал пальцем. Древний царь, какое уж воспитание.

— Полковник Криштафович, родственник самого пана Пилсудского. Командир конно-десантного полка.

— Чего ты мне очки втираешь, Рома? Разве такие войска бывают?

— В Польше? Здесь всё бывает. Вот только никак не научат лошадей с парашютом прыгать — копытом неудобно за кольцо дёргать. Каждый день по три десятка лошадок разбивается.

— Не жалко им животных?

— Не знаю, Ваше Величество, но у пана Криштафовича зять колбасную лавку в Кракове держит….

— Понятно, — кивнул архистратиг, — а они не пробовали прямо верхом прыгать?

— Как не попробовать? Только вот ни у кого не получается коня между ног удержать. Но тренируются. Рекорд полка — уже двенадцать секунд.

— Любопытно. А ты не слишком много знаешь для простого церковного уборщика?

— Обижаете, Ваша Царская Древность, русский солдат бывшим не бывает. Собираю потихоньку разведывательную информацию о противнике. Ниши придут, а у меня уже всё готово. Может быть, даже, наградят.

— Посмертно?

— Зачем? Можно сказать — жизнь только начнётся. Не надо мне помирать, рано ещё. Вот вернусь в православие, и обязательно женюсь. А пить брошу. Самогонку пить брошу.

— Хорошо, будет тебе орден. Лично похлопочу перед Деникиным. Мы, вроде как, и знакомы уже. А теперь отойди и не мешай. Это зрелище не для слабонервных.

Рома Деревянкин подвинулся, но не ушёл, через плечо архангела заглядывая в храм. Ничего интересного и зрелищного пока не происходило. Только Михаил вдруг застыл неподвижно, уставившись прямо в макушку кардинала Ястржембского, побледнел и вытянул руги ладонями вперёд.

Престарелый прелат, в очередной раз благословляющий высокопоставленную паству, вдруг резко выпрямился, позабыв про годами лелеемую сутулость, с матерным криком переломил пастырский посох через колено и с размаху ткнул острым расщепом в объёмистый генеральский живот.

— Пся крев! Смерть польским оккупантам!

Стоящий вторым полковник Криштафович тупо смотрел на высунувшийся из поясницы начальника гарнизона окровавленный обломок. Генерал Взбзднибыховский странно всхлипнул, и стал заваливаться назад. Конно-десантник отшатнулся, откинув голову, и в этот момент точно под подбородок ударила другая половинка посоха.

А кардинал, вооружённый уже двумя палками, испачканными вражеской кровью, наступал на растерявшихся офицеров.

— Поляки, гоу хоум! Руки прочь от вольного Вильно! Попишу гадов!

Среди прихожан потихоньку разгоралась лёгкая паника, пока компенсированная искренним сочувствием к выкрикиваемым лозунгам и интересным зрелищем. Особо впечатлительные дамы начали падать в обморок, стараясь не помять платья и шляпки. И не закрывали полностью глаза, дабы в беспамятстве не пропустить дальнейшее развитие событий.

Польская часть паствы торопливо потянулась к выходу, где возникла небольшая давка с дракой и мордобоем.

А им вслед неслось:

— Бегите, кровавые псы санации. От народного гнева всё равно не скроетесь. Смерть польским оккупантам!

Несколько смелых добровольцев, помянув недобрым словом холеру ясну, которая запретила приходить в костёл с оружием, попытались скрутить атакующего кардинала. Контратака потерпела полную неудачу — один человек был убит метким фехтовальным выпадом, а второй отделался выбитым глазом.

А под сводами кафедрального собора гудел неожиданно мощный для сухого и старого прелата бас:

— Пресветлому князю Антону Ивановичу Деникину, всем болярам его, всему христолюбивому воинству его — многая лета-а-а!

Воодушевлённые примером духовного отца, некоторые набожные люди стали ломать лавки и бить польскую половину, благо специально разыскивать их не приходилось. Они почти все сгрудились у дверей.

Деревянкин, не будучи по натуре человеком слабонервным и впечатлительным, наблюдал за бойней с профессиональным интересом. И кажется, даже протрезвел. Только сам он этого не понял, потому что белая горячка с белыми крыльями никуда не делась. Вот, у окна стоит.