Случалось, Николай даже бросал на пол что-нибудь небьющееся, ботинок или шляпу — пусть жена видит, как у него нервы сдают и что с человеком от переутомления бывает. С этой же целью стал носить в кармане валидол, мол, и сердце вот пошаливать стало. Слышал он от умных людей, что это наивернейшее средство: начнет жена пилить, а ты раз под язык таблетку и «ой-ой, заболело». Какой же ведьмой надо быть, чтобы и после этого продолжать мучить человека.

Ольга и в самом деле стала бояться за мужа. По ночам Николай кричал: «Уволю! Всех уволю! Я не посмотрю, что профсоюз против! Я в гробу видел!» И страшно скрипел зубами. Или совсем наоборот кричал: «Уволюсь! Завтра же уволюсь! Ищите себе другого дурака! Я за такие деньги тянуть ярмо не буду!»

«Что это он? — пугалась Ольга. — Совсем не плохие деньги. Тронулся, что ли, от умственной перегрузки?» И жалела Николая: «Бедный мой, зачем же увольняться, от добра добра не ищут, только-только жить начали…»

А жить начали и в самом деле хорошо. Ольга купила себе новое пальто с норкой, а Николаю уже упомянутую шляпу с дырочками и перчатки. Записались в очередь на холодильник. Ольга высказала мысль, что надо сразу и на машину записаться, это ничего, что пока денег нет, будут: к тому времени, когда очередь дойдет, Николай черт знает кем станет, может, директором завода. Не думает же он останавливаться на достигнутом? Николай не думал, но от очереди на машину жену отговорил, рассудив так, что если он станет директором завода, машину покупать ни к чему: директору полагается казенная машина, с шофером, а это даже лучше своей — деньги целы и езжай куда хочешь.

— Так это ж тебе можно будет куда хочешь, — возражала Ольга, — а если мне по своим делам съездить надо, тогда как?

— А тебе кто запретит — шофер? Да как же он запретит жене директора завода? Или ты жизни не знаешь?

И Ольга охотно согласилась на казенную машину. Составили подробный список вещей, какие предполагалось купить в ближайшие два-три года — чего там только не было! (Главное, не подвела бы легкая промышленность, группа Б, призванная обеспечить товары согласно росту духовных и материальных потребностей. Ложились спать и, прежде чем кинуться в объятия друг друга, этот список во всех деталях обсуждали. Действовал он на них, как чудодейственный любовный эликсир. Вообще, жить стали дружно. И только один раз за три месяца, прошедшие со дня восхождения Николая на командный пост, произошла между ними серьезная размолвка.

Случилось это так. Брат Ольги Федор, военный музыкант, пригласил их как-то к себе на именины. Николай с Ольгой пошли. Всего гостей человек двадцать было, в основном, товарищей Федора по оркестру — молодых и пожилых сверхсрочников со своими половинами. Когда уселись за стол и кто-то уже поднял перед собой полную стопку, сказав при этом привычное: «Ну, значит, за здоровье именинника», и все тоже дружно потянулись к Федору со своими стопками, рюмками, фужерами, Николай вдруг встал и громко постучал вилкой по графину.

— Э нет, так нельзя, — сказал он, — некультурно, у человека день рождения, нужен тост, подобающий моменту.

— Вот ты сам и скажи тост, — добродушно предложил ему Федор. — У тебя ведь высшее образование.

Николай стал объяснять, что у него не высшее, а средне-техническое образование, хотя разница тут и небольшая: диплом почти точь-в-точь такой же, в твердой обложке книжечка; есть синие книжечки, а есть голубые, у него, например, голубая…

Но тут гости стали проявлять нетерпение — сколько можно держать на весу полные рюмки! — и Николай опять постучал вилкой по графину.

— Прошу внимания, товарищи.

— Дайте же сказать человеку, — обратился к гостям Федор. — Говори, говори, Коля, свой тост.

Николай откашлялся.

— Дорогие товарищи, — начал он, — позвольте мне… — Он обвел взглядом застолье. — Позвольте мне от имени собравшихся, так сказать…

Он опять прокашлялся и внезапно — умолк. Рюмку перед собой держит, смотрит на нее, нахмурив лоб, а что говорить дальше — ну хоть убей, не знает. Вроде ему память отшибло.

— Заело, — сказал кто-то тихо. И тут уже все не выдержали:

— Ну товарищи… Все ведь ясно, поехали. Будь здоров, Федя!

— В другой раз свою речь скажешь, — кивнул Федор Николаю. — Выпей, оно помогает. И сначала порепетируй немного.

Выпили и принялись уничтожать закуску. Потом еще раза три выпили. Стало весело. Заиграла музыка, и кто-то уже потащил в другую комнату хозяйку — танцевать, — но Федор не дал, сказав при этом: «Знаю я эти танцы». Потом тот, который хотел танцевать и у которого ничего не вышло, извинялся, прикладывая к груди руку: «Ты меня не так понял, Федя», а его собственная жена, выскочив из-за спины Федора, отвесила мужу звонкую оплеуху. Поднялся небольшой шум. Но потом все опять уселись за стол, выпили и принялись по очереди рассказывать анекдоты. Когда очередь дошла до Ольги, она стала рассказывать про то, как людоеды поймали однажды трех человек разных национальностей: американца, англичанина и китайца.

Николай заволновался. И вдруг опять встал. Вид у него был серьезный.

— Прекрати! — сказал он Ольге.

Та растерялась:

— Что — прекрати?

— Это самое, будто не понимаешь.

— Да что с тобой?

— Прекрати, я говорю!

— В самом деле, что с тобой, Коля? — хрустя огурцом, вмешался со своего места Федор. — Ты успокойся: нашего ж не поймали, сказано — американца, англичанина и китайца. А наш убежал, не дался. Наш — самый умный. Рассказывай дальше, Ольга.

— Рассказывай, рассказывай! — загалдели гости.