Пальцы, сложенные за спиной в замок, мелко подрагивали. Да, вовсе не о том просила меня Воронваэ, но я не считаю правильным подталкивать к исполнению долга, принуждать к принятию решения. Жизненно важного решения… А такое начало разговора ничуть не хуже прочих.

–  Это… долгая история, - в мысленном голосе послышалась растерянность, а эмофон сменил тональность на более дружелюбный, - но если желаете…

Я кивнула.

–  Присядем… - и он первым опустился на покрытую первыми каплями росы землю. Я на миг замешкалась, затем последовала за ним, отбросив гордость и ложное чувство приличия. Мы будем равны…

Осторожно облокотившись о ствол дерева, замерла. Как же хорошо… Лес, тишина, туман, опускающийся с небес… и спокойный голос, рассказывающий об обычаях и нравах эльфов. Я прикрыла глаза, наслаждаясь его звучанием, и не вдумываясь в глубинный смысл слов.

–  История нашего народа уходит настолько глубоко, что самые древние хроники сохранились только в памяти драконов. Но и менее древние, доступные к прочтению, говорят о том, что среди нас никогда не царило мира. Территориальные стычки, предательства, кровная месть, набеги на соседние кланы были постоянными спутниками эльфов. Лишь в последние полторы тысячи лет, поняв, что нас становится все меньше и меньше Старейшины приняли решение… и запретили междоусобные войны. Но один из родов, степной, был уничтожен практически полностью… Впрочем, не появитесь в мире вы, люди, вряд ли мы поняли бы необходимость объединения и мира. Война - это наше любимое занятие, и многим пришлось сильно измениться, чтоб выжить. Кое-кому пришлось уйти… А Голос Дома - это обычай, сохранившийся с тех давних времен. Главы Домов избирали Голос в случае, когда не могли полноценно выполнять свои обязанности в результате ранения, болезни… смерти, в качестве последней воли. И то и другое и третье происходило тогда достаточно часто.

Я распахнула глаза:

–  Но что же в этом особенного?

–  Ничего, - улыбнулся он одними губами, - не считая того, что из-за чрезвычайной важности некоторых ритуалов для всей расы, к помощи в их проведении можно допустить только того, кому доверяешь абсолютно и бесконечно. Ошибка или предательство может стоить существования целому Дому. Только в единении возможна передача точных знаний и формулировок, и это не может всем нравиться. Порой слишком тяжело открыться полностью существу, пусть и зная, что вреда причинить никто не осмелится. Не все соглашаются, а те, кто соглашаются… чаще всего это кто-то близкий. Супруг, ребенок, родитель…

Я молчала… как все это сложно.

–  Почему же вы…

–  Не желаю избрать Голос?

–  Да.

–  Потому что еще не встретил того, кому мог бы доверить свою жизнь. Точнее, думал, что не встретил… что ошибся в выборе.

–  Каком выборе?
– голос ощутимо дрогнул. Напряжено замерла, не поднимая взгляд, но всем телом ощущая его присутствие. Тихий шорох, и Шеллиан, осторожно взяв за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза. И сменил тему разговора:

–  Вы все еще носите мой подарок?

–  Да…

–  Почему?
– этот вопрос прозвучал так, что отказаться отвечать было невозможно.

–  Потому что это память о прошлом, знак избранного пути… и это единственное, что нас связывает.

–  Почему же я не услышал от вас правды, принцесса?
– эльф чуть улыбнулся.

Резко дернувшись, попыталась вырваться, понимая, что теряю контроль над ситуацией. Впрочем, я же хотела поговорить?! Зачем тогда пытаюсь убежать?

Машинально накрыв ладонью амулет, спрятанный под платьем, сказала:

–  Правды… что есть правда? Я призванная целительница, и как все они, немного эмпат. Только, к сожалению, меня не обучали так, как следовало, и я влюбилась… в своего первого пациента. Точнее, запечатлела его. К сожалению, не против собственного желания, поэтому процесс необратим.

Ни тени бушующих во мне эмоций не отразилось на лице. В глазах эльфа тоже царило деланное спокойствие. Будто и нет его рядом. Что такого я сказала? Правду! Просто рассказать ее, не захлебываясь слезами, я смогла, лишь отдалившись от реальности. Проклятая гордость! Отчего он молчит так… бесчувственно?

–  Ваш пациент, должен заметить, - жутко слышать в голове чужие, сочащиеся ядом слова, видя при этом неподвижное лицо собеседника, - не чувствует от этого никакого неудобства, потому что процесс этот был взаимным.

Непонимающе смотрю в его глаза. Что он сказал? Отнимаю судорожно стиснутые руки от груди и осторожно касаюсь прохладной ткани рубашки эльфа.

–  А теперь я все же хотел бы услышать от вас правду, - голос зачаровывал, медленно разрушая возведенные на границе сознания укрепления, и стена гордости не выдержала…

–  Я… я люблю тебя!
– выкрикнула Шеллиану в лицо, почти ненавидя его за то, что он сделал. В горле встал комок, непрошенные слезы вырвались на свободу впервые за последние несколько лет, и, вздрогнув всем телом, опять предавшим меня телом, разразилась безудержными рыданиям. Эльф прижал меня к груди и зашептал, поглаживая по волосам:

–  Плачь, плачь, девочка моя… хорошая, смелая, терпеливая, гордая девочка… плачь. Станет легче… плачь. Я тоже люблю тебя… это действительно сложно сказать, а еще труднее принять… слышишь, я тоже люблю тебя…