–  Молодец! Ты нашел то, что мне хотелось бы сказать… Дай мне глоток воды.

–  Нельзя, Павел Иванович, нельзя!

–  Ладно… Теперь слушай самое личное. Если будут спрашивать обо мне, скажи - откомандирован в другую часть. Смотри не подведи! Ты - товарищ по оружию, я надеюсь на тебя. Так и скажи: капитан Истомин продолжает службу в другой части. А в этой - я за него. То есть я оставляю тебя за себя… Не перебивать старших! Принять к исполнению.
– Истомин начал сердиться и повышать голос.
– Молчи! А то я не успею всего сказать… Молчи, Андрей, и слушай.

–  Молчать бы надо вам, капитан. Недалеко медпункт, Соколова сделает все возможное…

–  Послушай, Оленич! Она не увидит меня! Понял? Я в другой воинской части.

Оленич хотел запротестовать, но Истомин решительно поднял голову, и из уголка рта сильнее полилась кровь. Андрей испуганно и предупредительно поднял ладони, давая знать, что надо молчать.

–  Сейчас ты узнаешь главное. Нино можешь сказать все как было… Она - истинный солдат, и все поймет. А Жене…

–  Жене?
– удивился Оленич.
– Что - Жене?

–  Шел я к Жене попрощаться. Не дошел. Ей скажешь, что я срочно отозван и направлен на другой фронт. Она - моя дочь…

–  Что?! Женя Соколова - ваша дочь?!

–  Да… А теперь молчи. Мы с ней больше не увидимся. Впрочем, как и с тобою. Вы остаетесь. Смотри не будь с нею слишком жестоким. Она любит тебя. Любит…

Лицо Истомина заливал пот. Оленич вытер его своим платком.

Капитан прохрипел:

–  Возьми мой пистолет и документы, положи возле меня гранату… Ты поспеши на медпункт. Но Женя не должна знать… Все. Быстрее уходи!… Быстрее! Беги. Молчу, молчу! Все! Ни вздоха, о друг мой Истомин!…

Оленич видел, как кровь отходит от лица Истомина. Уже бледное от потерянной крови, оно начало приобретать оливковый отсвет. Видимо, сознание его еще не покинуло, но начало угасать: приближалась последняя минута жизни «железного» капитана, но он не показывал своих страданий даже в таком полубессознательном состоянии. Оленич напрягал свой разум, ища утешительных, ободряющих слов, но они не возникали. И Оленич, не замечая, как все шире раскрывает глаза, наблюдал за угасанием своего строгого старшего боевого товарища. Да, они не были уж очень близкими друзьями. Да, они часто сталкивались по пустякам и всерьез. Да, они всегда держали дистанцию. Но в эти минуты все это отошло куда-то и казалось мелочным, все это вдруг унесло, как ветром уносит дым. Осталось в душе Оленича только восхищение этим человеком и странная, глубоко затаенная мужская к нему любовь.

Истомин умер. Андрей закрыл ему глаза. Потом взял оружие товарища - пистолет и гранату. Поднялся и осмотрелся. И увидел вокруг себя совсем иной мир, не похожий на тот, который до сих пор окружал его. Солнце уже скатилось к горным вершинам или горы вдруг выросли и приблизились, заслонив полнеба? И свет был не светом, а отблеском белых снегов. И тепла не было от этого сияния. День умирал.

Еремеев пришел с двумя солдатами.

–  Мы похороним вместе Истомина и Дороша, - сказал Оленич.
– И не показывайте Жене…

И вдруг Еремеев выпрямился во весь рост - оказалось, что он довольно высокий человек, только постоянно горбился. И лицо его посуровело.

–  Это как же?… Отца не показать дочери? Мы что же, каратели? Отнимаем отца у дочери?

–  Он так желал.

–  Мертвые не должны мешать живым…

22

Истомина нет.

Нет строгого командира, нет старшего товарища. Теперь Оленичу самому нужно принимать ответственные решения и делать все так, как делал бы Истомин. Именно так, потому что задуманная им тактика данного оборонительного боя должна быть доведена до конца, что-то изменить невозможно - слишком поздно.

Только теперь Оленич мог оценить всю самобытность и значительность этих людей - Павла Ивановича и Жени. Женя - дочь Истомина! Все время воевала рядом с ним, прошла все трудности войны, особенно тяжелые и сложные для женщин, она ни разу не обратилась к Истомину как к отцу, ни разу не выдала перед другими своего родства с ним! Какой же надо иметь характер, чтобы носить в душе любовь и нежность и никогда не выказывать своих чувств!

Истомина нет…

Как Женя перенесет утрату? Хватит ли у нее сил остаться такой же мужественной?

Женя, Женя! Как ты сейчас встретишь меня? Сумею ли я спокойно смотреть на тебя, когда между нами такая трагическая смерть?

Оленич шел следом за солдатами, которые несли тело капитана, и не слышал, что ему все время нашептывал Еремеев, да и не видел ничего вокруг. И очнулся, только когда ординарец дернул его за руку и потянул к земле, крикнув:

–  Да что вы в самом деле!… Обстрел! Ложитесь!

Снаряд разорвался недалеко, где-то за кустами. На спину посыпалась земля, отсеченные осколками ветви. Приподняв голову, Еремеев, воспользовавшись моментом, произнес назидательно и даже требовательно: