Шрифт:
Белка сгорбилась, закрыла лицо руками. За стеной слышались голоса детей, звон посуды. Быстрый топот босых ножек по коридору – в комнату опрометью вбежала Лялька:
– Белка, чего она дерется!
– Поди сюда, чайори [31] , – вдруг сказала Мария. Лялька подошла. Мария потрепала ее мелкие черные кудряшки, обернулась к Белке:
– Это ведь его дочь, да?
Секунду Белка потрясенно молчала. А затем кинулась на пол, к ногам Марии. Та вскочила было, но крепкие смуглые руки обхватили ее колени.
31
Девочка.
– Молчи! Умоляю – молчи! Христом-богом прошу – молчи! – заливаясь слезами, твердила Белка. – Я уеду завтра, я увезу детей… Не говори Графу, прошу тебя, он же убьет ее! Убьет! Она – девочка, не виновата… Прошу тебя, молчи-и-и…
– Свихнулась?! – загремела Мария, с размаху отвешивая ей пощечину. Захлебнувшись слезами, Белка смолкла, скорчилась на полу. Мария рывком подняла ее.
– Ребенка напугала до смерти! Ступай, ступай, маленькая – все в порядке…
Лялька убежала. Мария прошлась по комнате – от стены к стене. Для чего-то задернула тяжелую портьеру, нервно зашарила руками по столу в поисках сигарет. Белка сунула ей свою пачку. Мария с силой затянулась дешевой «Примой», пробормотала:
– Вот гадость… Не кури это больше. Сядь. Послушай меня.
…За окном бывшего купеческого особняка стемнело. Свет низкой лампы играл на раме старинного зеркала, отражался в бокалах с вином. Дети заснули на тахте. Сидя за столом, Белка слушала Марию. Та заканчивала свой рассказ:
– …а все цыгане думали, что я проститутка. Я про это никому не говорила – зачем? Кто бы мне поверил? Я бы и тебе в жизни не сказала… Да смотри, не вздумай Славке сболтнуть! Без глаз оставлю!
– Не скажу, – осипшим голосом пообещала Белка. – А сейчас как же?
– Вот так. Все равно ходит ко мне. Я его даже выгнать не могу, сил не хватает. Если увидишь своего брата – скажи, я с ним поговорить хочу. Очень хочу. Я могу ему помочь.
– Он не поверит, – пожала плечами Белка. – Все-таки ты цыганка… Жена Графа…
– Жена у него теперь другая. А не поверит – пусть сам место назначает, я приду. Куда он скажет, приду, мне бояться нечего. И запомни – без меня он Графа не возьмет. Так и передай.
– Если увижу – передам, – пробормотала Белка. – Я же не знаю, где он. Правда.
Мария усмехнулась, промолчала. Потянувшись, обвела глазами комнату, спящих детей.
– Оставайся-ка у меня ночевать.
– Нет, я пойду, – заторопилась Белка. – Мне домой надо, вдруг Славка пришел? Эй, Яшка, Симка! Лялька! Вставайте, черти!
Мария спустилась с ней на улицу, не обращая внимания на протесты, остановила такси, заспорила с водителем:
– Что значит – шестерых не повезешь? Дети – не видишь?! Не ломайся, я деньги плачу! Девочка, приходи завтра, слышишь? Обязательно приходи. Петь будем.
Такси, мигая красными огоньками, вырулило на Ордынку. Мария задумчиво провожала его глазами. Золотая девочка, дурак Славка… Вот только как бы объяснить ей потактичнее, что блестящую кофту в бусинках не надевают с зеленой цветастой юбкой?
В пятом часу утра на дорогу, ведущую в подмосковный цыганский поселок, вползла цепочка машин. Еще не светало, над полем висел туман, темное небо только-только начинало сереть на востоке. Поселок спал. Машины проехали по пустынной улице и остановились у большого кирпичного дома в два этажа. Король вышел первым, за ним – Голубь с автоматом в руках. Из машин бесшумно повылезали «быки» – двадцать человек дал Монах, с десяток привел Лягушонок. Вскоре появился сам Зямка.
– Можно начинать? – деловито спросил он.
– Ты им все объяснил? – в который раз спросил Король. – Если хоть кто-нибудь пальнет…
– Не пальцем деланные, понимают.
– Ну, давай.
Зямка метнулся к машинам. До Короля донесся его приглушенный голос:
– В тачках – по одному… Пятеро – на зады, пятеро – здесь! К дому не подпускать никого! Не палить! Золото в карманы не совать, цыганок не лапать, обращаться нежно – всех касается!
Король первый подошел к белеющей в темноте калитке. На ощупь отомкнул мокрую от росы щеколду, пересек двор. За его спиной тяжело пыхтели трое.
Дверь дома оказалась незапертой. Они вошли на огромную застекленную веранду. Кто-то нашел выключатель, вспыхнул свет, и первое, что увидел Король, была спящая на раскладушке молодая цыганка. Она подняла голову, щурясь, взглянула в лицо Короля. Ахнула и завопила:
– Ромалэ! Ромалэ! Ромалэ-э-э!
За стеной завозились, зашуршали, послышались встревоженные голоса. Голубь отчаянно взглянул на Короля, толкнул дверь и исчез в темной комнате. На веранду выбежали несколько цыганок – заспанных, растрепанных, в длинных ночных рубашках и кое-как наброшенных платках. При виде мужчин с автоматами они подняли такой крик, что в оконных рамах зазвенели стекла. Наверху уже хлопали двери, слышалась сонная мужская брань. Счет пошел на секунды, и Король почувствовал сильное облегчение, когда на веранду наконец-то вылетел взъерошенный Гришка. Он тащил за собой двух девчушек лет по двенадцать. Те пищали, молотили его кулаками. Цыганки кинулись было к ним, но подоспевший Лягушонок отшвырнул их стволом автомата: