– Как хочешь.

Такая покладистость только усилила мои подозрения, но я сочла за лучшее пока помолчать.

По Венеции мы проходили до вечера. Я бродила по замшелым мостам через каналы, по узеньким улочкам, где с трудом могли разойтись два человека, заглядывала в медленно текущую воду каналов, таращилась в витрины с загадочно улыбающимися масками, веерами, грустными арлекинами и стеклянными безделушками, отмахивалась от веселых окриков гондольеров. Шкипер не мешал мне, молча шел рядом или чуть поодаль, и в конце концов я напрочь забыла о его присутствии. Он напомнил о себе лишь тогда, когда я устремилась к вратам грандиозной церкви Святого Марка.

– Детка, мне с тобой нельзя, извини.

Вздрогнув, я остановилась.

– Я тогда тоже не пойду.

– Не выдумывай. Здесь по всей Италии церковь на церкви. Так и будешь мимо ходить? А еще в Ватикан собиралась, эту свою Сикстинскую мадонну смотреть…

– Съезжу потом одна, – твердо сказала я.

– Не дури. – Шкипер повернулся и пошел через площадь Сан-Марко к набережной. Я побежала следом, поймала его за руку, заглянула в лицо. Он криво усмехнулся, не глядя на меня. Обнял меня за плечи.

– Есть хочешь, девочка?

– Хочу, – с облегчением сказала я.

Я была уверена, что мы пойдем в ресторан в Венеции, но Шкипер сказал, что лучше будет вернуться в Лидо. Мы переправились на пустом катере (толпы туристов к вечеру схлынули), Шкипер взял машину со стоянки, и через минуту я уже любовалась на то, как багрово-красное солнце садится в море, через окно несущегося берегом моря «Мерседеса».

Солнце успело полностью опуститься в воду, когда Шкипер остановил машину перед оградой ресторана, весь фасад которого был увит плетями дикого винограда. Под окнами, в глиняных ящичках, буйствовали красная герань и белые гардении. Во дворике тихо журчал фонтан, изливающийся из кувшина позеленевшей каменной нимфы. Дверь ресторана была распахнута настежь, и оттуда доносилась неаполитанская песня. Поднапрягшись, я вспомнила ее название: «Луна росса». В детстве я разучивала это в музыкальной школе.

Войдя в зал вслед за Шкипером, я растерянно остановилась. Было похоже, что мы ошиблись адресом. В ресторане не было ни души, и здесь явно шел ремонт. Столы были вынесены, на довольно большой эстраде для музыкантов тосковали закрытые чехлами инструменты, обстановка была частично ободрана, частично забрызгана побелкой, но я смогла разглядеть, что когда-то этот зал был стилизован под средневековую таверну. Из-под белых потеков краски и кое-как наброшенной оберточной бумаги выглядывал то старинный тяжелый канделябр, то бочонок для вина с медным, покрытым патиной краном, то лезвие огромной зазубренной алебарды. Цветные стекла высоких окон загадочно поблескивали в закатном свете.

– Ты куда меня привез? – удивилась я.

Шкипер, не слушая, гаркнул на весь ресторан:

– Бона сера! Марчелло, дове сай? [2]

В заднем помещении, за эстрадой, что-то завозилось, звякнуло, покатилось, раздалось придушенное итальянское ругательство, и из-за крошечной двери появился смуглый черноволосый человек лет шестидесяти с лицом уставшего от жизни пирата. Сходство довершала грязноватая тельняшка, разорванная на плече и открывавшая синюю вытатуированную русалку, и повязанный сверху на голову красный платок. Он сердито воззрился на нас, но затем узнал Шкипера, заулыбался и широко раскрыл объятия. Они обнялись, причем пират совершенно по-родственному похлопал Шкипера по спине.

– Паоло… Ком е стай, бамбино?

– Марчелло… Бене, грациа. Е ту?

Они негромко заговорили по-итальянски, Марчелло то и дело обводил рукой зал, явно показывая, как идут дела, улыбался грустной улыбкой, собирающей в обезьяньи морщины все его загорелое лицо. Из той же двери вышла полная женщина в испачканном кетчупом фартуке с очень приятным большеглазым лицом, которая тоже нежно расцеловала Шкипера. Она тут же начала было задавать вопросы, но Пашка извиняющимся жестом поднял обе ладони, прерывая разговор, и за руку привлек меня к себе.

– Марчелло, Мария, – миа молье Сандра. [3]

Итальянская чета на миг застыла с широко открытыми глазами, что выглядело несколько комично. Я, стараясь не смеяться, вежливо улыбнулась, сказала было «бона сера», но Марчелло и Мария разразились радостными воплями, аплодисментами, кинулись, к моему испугу, целовать и обнимать меня и вообще вели себя так, словно Шкипер был их родным сыном, которого они давно и безнадежно уговаривали жениться хоть на ком-нибудь. Марчелло тут же принялся энергично орать в сторону служебной двери, грохот за которой сразу усилился, заглушив музыку, и в зал вылетели полдесятка разновозрастных официантов, двое поваров в серых фартуках и девица моих лет, крашеная блондинка в усыпанном блестками платье и на высоких каблуках, немедленно прыгнувшая Шкиперу на шею. Меня бесцеремонно, но очень доброжелательно рассмотрели со всех сторон и нестройным хором объявили Шкиперу свое восхищение. Толстая Мария тут же начала что-то советовать мне, хмурясь и показывая на Шкипера, но я беспомощно пожала плечами, не понимая ее. Сообразив это, Мария широко улыбнулась, огляделась по сторонам, вытащила из-под вороха бумаги и тряпок огромную медную сковородку на длинной ручке и решительно замахнулась ею в сторону Шкипера. Видимо, она старалась преподать мне курс молодой жены.

– Гадство какое! – возмутился Шкипер. И зашептал на ухо женщине, показывая на меня рукой.

Мария внимательно выслушала, одобрительно улыбнулась и что-то шепнула Пашке в ответ. Тот молча поцеловал ей руку, обнял меня за плечи и повел в глубь ресторана вслед за удаляющимся туда Марчелло. Официанты и девица дружным стадом побежали за нами. Мы прошли узким, темным коридором, где пахло краской и валялся строительный мусор, Марчелло откинул пыльную портьеру – и в лицо мне ударил свежий и соленый воздух.