Так что абстракция сама по себе, абстракция как таковая вовсе не представляет собой чего-либо специфического для человека.

Как таковая, абстракция -- это попросту отражение "общего", неоднократно повторившегося факта, явления, отношения между вещами и т.д. и т.п. в мозгу -- в системе условных рефлексов, в первой или во второй сигнальной системе -- безразлично.

Больше ничего об абстракции как о таковой сказать нельзя -- это вообще очень несложная с философской точки зрения вещь (хотя и очень сложная с точки зрения физиологии).

В физиологии она как таковая и может подвергаться очень детальному анализу. Как сложную реальность ее может рассматривать и психология. Но в логике способность фиксировать "обще", неоднократно повторяющееся, то есть производить абстракцию как таковую, -- рассматривать было бы нелепо -- это вообще не предмет логики как науки.

В логике рассматривается не просто абстракция, а сознательно производимая абстракция. Сознательное же отношение к абстракции предполагает, как мы уже выяснили, что сама абстракция делается предметом особого рода деятельности.

Человек не просто производит абстракцию (это делает и любое животное), а фиксирует ее в слове, и в форме слова противополагает ее себе самому, как предмет особого рода идеальной деятельности, как идеальный "предмет", с которым он может производить определенные сознательные действия.

В этой форме абстракция и становится предметом логики. Но это сразу создает крайне своеобразный угол зрения на вещи, -- логику интересует не слово само по себе, а нечто иное -- выражающееся с помощью и в форме слова -- сознание, законы его специфического развития. Этого обстоятельства, например, не понял Фейербах в своих попытках критически преодолеть гегелевскую постановку вопроса. Не видя общественной природы и реальности сознания, он и не мог дать конструктивной критики гегелевской феноменологии. Именно поэтому его критика феноменологии поражает удивительной беспомощностью, неспособностью выявить рациональное зерно гегелевской концепции -- диалектическое понимание отношения индивидуального сознания -- к общественному ("родовому"), единичного -- ко всеобщему, абстрактного к конкретному.

В своих попытках опровергнуть аргументацию "Феноменологии духа" Фейербах констатирует: "В начале феноменологии мы прямо наталкиваемся на противоречие между словом, представляющим нечто общее, и вещью, которая всегда единична". Дальнейшие аргументы Фейербаха остроумны, но крайне неглубоки. Все они сводятся к тому, что единичная чувственно воспринимаемая вещь есть нечто более реальное, нежели слово. Но этим ничуть не затрагивается та реальная проблема, которая здесь на самом деле была поставлена Гегелем -- проблема общественного характера познания мира индивидом.

Реальность общественного сознания, то есть сознания как такового, осуществляется в индивидуальной голове через речь. Все то, что индивид не может перевести на язык слов, он не может перевести и в сферу человеческого, общественного сознания, не доводит и до своего собственного человеческого сознания. Поэтому Фейербах и здесь опровергает Гегеля с очень слабой позиции -- признавая индивидуальное антропологически-чувственное бытие человека как нечто "более реальное", нежели его общественное бытие, реализующееся в сознании именно через речь, через слово.

Реальная проблема, рассматриваемая в "Феноменологии духа", это вовсе не проблема отношения между единичной вещью и словом, выражающим общее, -- как ошибочно полагает Фейербах.

На самом деле это проблема отношения индивидуального и общественного моментов в сознании человека, внутренней диалектики развивающегося сознания.

Но с общественной точки зрения слово как форма общественного сознания не только не менее "реально", чем единичное восприятие единичной вещи единичным индивидом, -- но обладает гораздо более устойчивой общественной реальностью хотя бы потому, что в нем выражаются в обобщенной форме миллиарды единичных восприятий единичных вещей.

Гегеля в "Феноменологии духа" интересует ведь не слово само по себе. Слово его интересует только как та ближайшая форма, через которую реализуется общественный момент в индивидуальном сознании. От слова и его отношения к чувственной достоверности Гегель сейчас же переходит к рассмотрению диалектического отношения между индивидуальным и общественным моментами внутри единичного сознания, а Фейербах так и застревает на абстрактном противопоставлении слова как "общего", как "абстрактного" -- единичной "конкретной" вещи.

С точки зрения абстрактного индивида он так и не сходит. Общественная ткань сознания поэтому для него кажется чем-то иллюзорным, чем то менее реальным, нежели антропологически толкуемая чувственность отдельного индивида. Единичное отношение индивида к единичной вещи, непосредственно осуществляющееся через непосредственную чувственность, для него представляется единственной достоверной реальностью, а общественное отношение человека к совокупному миру вещей, -- в сознании индивида осуществляющееся именно через слово, -- превращается в его глазах в чистую абстракцию, в фантом, обладающий чисто идеальным, а не реальным существованием.