Точка зрения "созерцания индивида", как исходная точка зрения Фейербаха, не дает возможности разглядеть за "абсолютным субъектом" феноменологии реального общественно-исторического субъекта познания и деятельности, -- общественно производящего свою материальную жизнь совокупного, коллективного субъекта, общественное человечество.

Но этот "субъект" -- как показали Маркс и Энгельс -- не менее, а более "реален", чем абстрактный индивид Фейербаха.

А слово есть как раз элементарная, чувственно воспринимаемая "предметная" реальность общественного сознания. По отношению же к этой реальности первичным является общественное же бытие вещей и людей, а не единичная вещь, чувственно данная индивиду.

Чувственное созерцание индивида на деле всегда осуществляется внутри и посредством общественного отношения человеческого общества к миру вещей, активно изменяемому человеком в процессе общественного производства. Процесс общественного отношения человека к вещам поэтому и в гносеологии Маркса-Энгельса предстает как нечто по существу "первичное" по отношению к индивиду. общество в целом, в совокупности его отношений к миру вещей, первично по отношению к каждому из индивидов, по отношению к его индивидуальному человеческому взаимодействию с единичной вещью. Все это для Фейербаха попросту не существует. Поэтому он и не может разглядеть "рационального зерна" гегелевской феноменологии, мистифицирующей как раз эту -- общественно-человеческую -- реальность отдельного сознания.

В начале Феноменологии раскрыто как раз противоречие между сугубо индивидуальным характером чувственного восприятия вещей отдельным "абстрактным" индивидом -- и реализующимся через его познавательную деятельность общественным процессом осознания этих вещей. В слове впервые индивид переводит индивидуальное восприятие вещи в форму, в которой происходит процесс общественного осознания, в форму, в которой человек доводит до другого человека -- а лишь тем самым и для самого общественно значимое содержание своего индивидуального представления. Иначе говоря, эта операция совпадает с первым актом восприятия вещи в общественное сознание, или просто в сознание, так как иного сознания, кроме общественного, в природе нет и быть не может.

"Невыразимое" в речи для Гегеля совпадает (и тут он прав) -- с неосознанным. Поэтому он и противополагает чувственную полноту индивидуального образа -- его выражение в речи, которое по необходимости "абстрактно". Абстрактно не слово само по себе. Абстрактно сознание единичного человека, начинающего путь познания чувственно данных ему вещей.

Первый акт восприятия чувственно-данного факта в общественное сознание, или просто в человеческое сознание, и совпадает с актом образования сознательной абстракции. Естественно, что первый шаг сознавания переводит в сознание крайне ничтожную долю того, что человек воспринимает своими органами чувств, то есть чисто физиологически.

Подытожим сказанное. С точки зрения диалектики, исходящей из общественного характера субъекта познания, интересна и важна не абстракция как таковая, не просто "абстракция" и процесс ее возникновения, а абстракция особого рода -- сознательно образуемая абстракция, как специфически человеческая форма отражения.

Иными словами, вопрос о возникновении и развитии способности производить абстракции, в форме и с помощью которых совершается познание объективной реальности человеком, переносится в план исследования процесса развития сознания, -- форм сознания, под контролем которых осуществляется процесс образования абстракции и действия с нею.

Теоретическая оценка этого обстоятельства ставит анализ процесса познания перед новой трудностью, перед проблемой, которая оказывается роковой для любой формы материализма, кроме диалектического. Это проблема отношения чувственности и сознания. В этом плане показателен пример того же Фейербаха, который видит эту проблему, остро высказывает ее -- и не в состоянии решить ее иначе, как идеалистически.

Этим камнем преткновения созерцательно-метафизического материализма, теории отражения, исходящей из точки зрения "абстрактного индивида", оказывается проблема отношения чувственности как таковой, как физиологического аппарата, в общем и целом тождественного и у человека и у животного -- к сознанию, общественной природы которого философ совершенно не понимает. Фейербах понимает, что в существе, в котором проснулось сознание, происходит качественное изменение всего отражательного аппарата в целом, что сама чувственность такого существа начинает воспринимать мир по-иному, что глубоко изменяется сам характер чувственного восприятия.

"На животного производят впечатление только непосредственно необходимые для жизни лучи солнца, на человека -- равнодушные лучи отдаленных звезд", -- констатирует Фейербах в начале "Сущности христианства".

Животное действительно "видит" только то, что имеет отношение к его непосредственной физиологической потребности, характерной для того биологического вида, к которому оно принадлежит. Равнодушные, "бесполезные и безвредные" лучи отдаленнейших звезд отражательный аппарат животного попросту не фиксирует, они бесследно проскальзывают по сетчатке его глаза, не оставляя никакого следа в системе условных рефлексов, -- хотя физиология животного и не ставит никакой преграды для этого.

Фейербах далее прекрасно понимает, что философское понимание чувственности, как ступени познания, вовсе не совпадает с естественнонаучным, с физиологическим ее пониманием, что философию интересует вовсе не чувственность как таковая, не те ее законы, которые совершенно одинаковы у человека с животным, -- а специфически человеческий характер чувственного восприятия. Последний же тесно связан с процессом осознания чувственных данных.

"Вижу ли я без сознания или вовсе ничего не вижу -- это одно и то же. Только осознанное зрение есть действительное зрение или действительность зрения", -- справедливо говорит Фейербах. В состав чувственного знания действительно входят лишь осознанные чувственные впечатления. Все те ощущения, которые проскользнули мимо сознания, не доведены до сознания, не оставили следа в сознании, -- не являются и фактами познания, не являются чувственными данными. Поэтому акт превращения ощущений в сознательно воспринимаемые чувственные данные предстает как сложнейший акт деятельности, в котором принимает участие общественная природа человека. В сознание воспринимается лишь то, что сознание способно вобрать. Последнее положение представляет собой на первый взгляд лишь тавтологию. Но под этой тавтологией кроется большая проблема, с которой Фейербах, например, совершенно не в состоянии справиться.