Как раз к тому моменту, когда мама пришла с работы, я понял, что таращиться на окна Алисии, прислонясь к фонарному столбу, явно недостаточно. Надо постучать в ее дверь и спросить, беременна ли она, и как она поживает, и как ее родители. И таким образом вступить в следующую стадию моей жизни.

Но я этого все еще опасался. Я видел, на что эта следующая стадия похожа, и мне она совсем не понравилась. Если я буду сидеть дома и пялиться в телик, эта новая жизнь никогда не наступит.

Пару дней так и было, и я чувствовал себя могучим волшебником. Я сумел остановить время! Сначала я был осторожен: не выходил из дому, не подходил к телефону и сам никому особенно не звонил. Я сказал маме, что прихватил в том поганом отеле какой-то вирус и немного покашливаю, и она разрешила мне не ходить в школу. Я ел тосты и придумывал новую футболку для Тони Хоука. После своего возвращения я с ним еще не говорил. Я был на него несколько обижен. Я не хотел возвращаться туда, куда он послал меня после последней нашей беседы.

На третий день в дверь позвонили, и я открыл. Мама иногда покупает разные разности на Amazon, и, поскольку это Интернет-магазин, нам приходится или по субботам ходить на склад, или ждать посыльного оттуда.

Но это не был посыльный. Это была Алисия.

— Привет, — сказала она.

А потом она начала плакать. Я ничего не мог с этим поделать. Я не ответил на приветствие, не предложил ей войти, даже не прикоснулся к ней. Я думал о телефоне, лежащем на дне моря, и о том, как все происходящее напоминает мне SMS-ки, поступающие одна за другой.

В конце концов я очнулся. Я затянул ее в квартиру, посадил за кухонный стол, спросил, не хочет ли она чая. Она кивнула, все еще плача.

— Извини, — сказал я.

— Ты меня ненавидишь?

— Нет, — ответил я. — Нет, ну что ты! За что мне тебя ненавидеть?

— Куда ты уехал?

— В Гастингс.

— Почему ты не звонил мне?

— Я зашвырнул телефон на дно моря.

— Хочешь узнать результаты теста?

— Думаю, что и сам могу догадаться.

И даже сейчас, после того, как я сказал это, под ее плач, после того, как Алисия пришла ко мне домой, после того, как миллион разных знамений уже оповестил меня о дурных новостях, — даже после всего этого мое сердце не стало биться чаще. Потому что все равно оставался один шанс из триллиона, что она ответит мне: «А вот и нет» или «Нет, ничего не было». Еще не все было потеряно. Откуда мне знать, что она огорчена не нашим расставанием, не какой-нибудь ссорой своих родителей, а может, ее обидел какой-нибудь новый парень? Могло быть все что угодно.

Но Алисия кивнула.

— Твои родители убьют меня?

— Господи, я же им ничего не сказала, надеясь, что мы с тобой сделаем это вместе.

Я молчал. Отлично. Я провел в Гастингсе одну ночь, однако, пока был там, здесь ничего не изменилось. А ведь я отчасти потому и сбежал: боялся, что что-то начнет происходить. Например, что моя мама нечто узнает от родителей Алисии и расстроится. Но она вместо этого беспокоилась обо мне и потом простила меня. Мне захотелось обратно в Гастингс. Я ошибся, считая, что работа на мистера Брэди — это намного хуже, чем завести ребенка. Если мы родим ребенка, это убьет и мою маму, и маму Алисии, а все то, что можно обнаружить под кроватью мистера Брэди, не так ужасно, как это.

— Что же ты собираешься делать? — спросил я.

Она немного помолчала.

— Можешь сделать мне одолжение? — спросила она. — Когда ведем речь об этом, можешь ты говорить «мы»?

Я не понял, о чем она, и это, очевидно, было написано у меня на лице.

— Ты говоришь: «Что ты собираешься делать?», а надо: «Что мы будем делать?»

— Да. Извини.

— Ладно, я об этом подумала. То, что мы расстались, уже неважно, потому что это и твой ребенок, так?

— Да, наверное. Если ты так говоришь...

Практически в каждом фильме, который показывают по телику, мужики в таких ситуациях говорят что-нибудь в этом роде. Я даже не имел в виду ничего такого. Я просто выразился так, как и вы сказали бы.

— Я знала, что ты будешь... так вот.

— Как так?

— Я предполагала, что ты попытаешься увильнуть. Парни всегда так делают.

— Всегда? И сколько раз ты бывала в таких ситуациях?

— Пошел ты!

— Сама пошла! — по-идиотски ответил я.

Чайник закипел. Налить воду, положить пакетики, нацедить молока, расставить чашки — все это заняло немало времени.

Прежде чем пересказывать наш разговор, я должен остановиться и объяснить вот что: сейчас мне восемнадцать. А тогда, когда состоялся этот разговор, мне было шестнадцать. Так что это было только два года назад, а как будто десять лет прошло. Кажется, что куча всего случилась с той поры, но это и потому, что юноше, разговаривавшему с Алисией в тот день... едва исполнилось шестнадцать. Он был на два года моложе человека, который сейчас беседует с вами. У меня такое чувство, что тому мальчику тогда было восемь или девять лет от роду. Ему было плохо, хотелось расплакаться. Голос его дрожал всякий раз, когда он пытался что-то произнести. Ему хотелось к маме, но он опасался, что мама нечто узнает.