С Алисией все стало теперь по-другому. Все изменилось, когда она тогда заступилась за нас с мамой. Я понял, что она больше не скверная девица, которая хочет разрушить мою жизнь. Я даже не представлял, что думаю так про нее, пока она не заступилась за нас перед своим отцом, потому что в этот момент она будто вышла из тени, и я будто увидел: она не чудовище! Это наш обоюдный грех. Может, я даже больше виноват! (Много месяцев спустя кто-то рассказал мне о какой-то «утренней таблетке», которую можно заглотить, если не уверен в своих презервативах. Так признайся я в тот вечер, что кое-что наполовину произошло, не случилось бы ничего. Если так — это уж на сто пятьдесят процентов моя вина и на двадцать процентов ее.) А еще — Алисия была по-прежнему красивой. К тому же выглядела такой болезненной, что мне захотелось получше за ней присматривать. И потом, все это напоминало какую-то пьесу, и я не мог представить себе, как это — проводить время с людьми, которые не были задействованы со мной на сцене.

Когда мы шли из больницы, Алисия взяла меня за руку, и я обрадовался. Не то чтобы я снова был в нее влюблен и все такое. Но это так странно, видеть, как твой ребенок в другом человеке, и это надо, ну, как бы это сказать, отпраздновать. Однако способов отмечать это не так много, когда идешь домой из больницы по улице, а взяться за руки — это был прием хоть как-то почувствовать, что этот момент особенный.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Да. А ты?

— Тоже.

— Здорово.

— Ничего, что я...

— Что?

И она сжала мою руку, чтобы дать мне понять, что она имеет в виду.

— А... да...

И я в ответ стиснул ее руку. Раньше я ни с кем не сходился по второму разу. Если расставались — то уж расставались, и я ни разу по-настоящему не хотел видеть их снова. В школе были парочки, которые то ссорились, то мирились, и я никогда не понимал их, а теперь осознал. Это как вернуться в свой дом после каникул. Но время, с тех пор как мы разошлись, не было похоже на каникулы. Я, правда, был на море, но не слишком хорошо отдохнул.

— Я тебе надоела, правда? — спросила Алисия.

— А я тебе разве нет?

— Да. Наверное. Немножко. Мы слишком часто встречались. Не замечали больше никого. Я имею в виду, ну, знаешь, мальчиков, девочек. Просто друзей.

— Да. Знаю. Так давай заведем ребенка — хороший способ меньше видеться.

Она засмеялась.

— Об этом как раз твердили мои родители. Конечно, не в точности это. Но когда они уговаривали меня сделать аборт, то сказали: «Тебе придется до конца жизни общаться с Сэмом, если он согласится иметь дело с этим ребенком». Я об этом не думала. Если ты хороший отец, тогда это навсегда.

— Да.

— Ну и что ты в связи с этим чувствуешь?

— Не знаю. — Но как раз в ту минуту, произнося эти слова, я понял, что знаю. — В сущности, мне это нравится. Идея по душе.

— Почему?

— Не знаю.

И едва сказал это, я уяснил почему. Может, мне и не придется ничего объяснять.

— Ну вот... — сказал я, — потому, что я раньше никогда не думал о будущем. И мне нравится знать об этом хоть что-то. Не представляю, радует ли меня причина, по которой я что-то знаю о будущем. Ребенок и все такое. Но даже если мы будем просто друзьями...

— А ты думаешь, что захочешь, чтобы мы были не просто друзьями? — спросила Алисия.

И вот тут я остановился и поцеловал ее, и она меня в ответ. И она прослезилась.

В этот день случились две вещи, которые сделали то будущее, в которое я был заброшен, более правдоподобным. Оказалось, что у нас родится мальчик. И мы опять были вместе.

Я не такой уж глупец. Шансы остаться вместе не так велики. Мы оба — совсем еще не взрослые. Мама рассталась с папой, когда ей было двадцать пять, значит, они десять лет жили вместе. А мне ни с кем не доводилось встречаться дольше десяти месяцев, даже десяти недель. Но на жизненном пути у нас возникло препятствие — большая преграда под названием «ребенок». И нам нужно было, чтобы нас подтолкнули, — иначе нам не преодолеть эту преграду. И может быть, думал я, если мы будем вместе, это нам поможет. Все, что случается в жизни, — это как ухабы на дороге, хотя скорее будто взбираешься вверх, на бугор, а потом дорога идет вниз, и уже можно ехать по инерции. Говорил я, что не дурак? Ха! Чего я не знал — это что с другой стороны бугра склона не существует. Все время придется подниматься в гору, все время надо, чтобы кто-то подталкивал тебя.

Мы часто виделись после того дня. Мы делали домашние задания друг у друга дома или смотрели телевизор с моей мамой, или с ее родителями. Но мы никогда не поднимались по лестнице, чтобы заняться сексом. Когда мы встречались раньше, у нас было много секса. Алисии сейчас ничего такого не хотелось, мне иногда хотелось, но я дал себе слово, что у меня больше не будет никакого секса, так что, если какая-то часть меня была заинтересована этим, голова оставалась благоразумной. Секс — это источник плохих новостей. Алисия объяснила, что, если уже залетела, не забеременеешь второй раз и что поэтому у людей не бывает братьев и сестер с разницей в три или четыре месяца. Конечно, я догадался бы, если бы хоть раз об этом задумался. Но она сообщила мне об этом, для пущей убедительности читая книжку. У нее была куча книг об этом.

Она хотела разузнать больше о... обо всем. Мы вообще-то мало знали. И вот мама Алисии направила нас на курсы для беременных. Она утверждала, что ей они очень помогли, когда она была в положении. Предполагалось, что там учат, как надо правильно дышать, что брать с собой в больницу и что говорить, когда наступают роды, и все такое.

Мы встретились на улице у одного из этих больших зданий в Хайбери. Я приехал туда загодя, потому что об этом просила Алисия, так как не хотела стоять здесь одна, но я не знал, когда она придет, и появился на сорок пять минут раньше срока. Я играл в тетрис на своем новом мобильнике, потом народ начал собираться и я стал рассматривать прибывающих.