Шрифт:
– Что выбирать? – тупо разглядывая монолитную до неприличия стену там, где еще несколько минут назад была дверь, уточнил Иван.
«Что бы ты хотел из всего этого взять», – терпеливо, словно маленькому ребенку, пояснил другой голос. Царевич догадался, что это нашлись его старички.
Он оглянулся, почти рассчитывая снова их увидеть, но народу в его самой дорогой на Белом Свете камере одиночного заключения не прибавилось.
– Вы где? Пропали? – насупившись, поинтересовался он.
«Здесь, здесь, не радуйся», – ехидно утешил его третий голос – похоже, седобородого дедка.
– Во-первых, мне чужого не надо, – угрюмо скрестил руки на груди Иван. – А во-вторых, узникам сокровища ни к чему. «А если мы тебя выпустим?»
И словно в ответ на эти слова в стене напротив из ничего образовалась новая дверь.
Иванушка радостно рванулся к открывшемуся пути к свободе, но покачнулся и неуклюже растянулся на монетном полу, словно ноги его пустили корни, пока он стоял. Дверь, воспользовавшись его замешательством, проворно сгинула.
«Ишь, какой шустрый. Сначала выбери, потом пойдешь», – пожурил его голос – скорее всего, рыжебородого. Выбирать? Они это серьезно?..
Сколько еды можно на это все купить! А, может, еще и на ткани портным, кожи сапожникам, шерсть шерстобитам, нитки ткачам и прочие товары останется?..
У Ивана перехватило дыхание от открывшихся перспектив, и он заметался по залу, осматривая все заново, повнимательней и с сугубо утилитарной целью. Конечно, при равном весе золотая посуда и разные прочие предметы роскоши, прошедшие через руки искусных мастеров, стоят дороже простых монет, но крестьянам за мясо и овощи и купцам за зерно блюдо размером со щит не отдашь, тем более, что их много, а блюдо одно… А вот если взять, к примеру, вон тот золотой горшок… для цветка… если предположить, что пальма или, скорее, дуб – это тоже цветы… не фиалку же сажать в пятнадцатилитровую лоханку… и насыпать в нее золота… то зиму Постол проживет припеваючи, и еще деревням на ремонт мостов и дорог останется.
Ничтоже сумняшеся, Иванушка разгреб груду серебряных ножей и вилок, отодвинул инкрустированный перламутром дуршлаг, переставил изукрашенное жемчужными фигурами рыбок корыто, откинул в сторону серебряную, покрытую перегородчатой эмалью стиральную доску черного дерева и вытянул наружу приглянувшуюся посудину. При ближайшем рассмотрении она весьма кстати оказалась ведром с витой, усыпанной топазами, но очень крепкой ручкой.
Лукоморец рассеянно скользнул взглядом по куче загадочной хозяйственной утвари, попытался представить себе простую деревенскую девушку в собольей душегрее, поутру направляющуюся с двумя золотыми ведрами на платиновом коромысле к срубу колодца из красного дерева, чтобы постирать парчовые портянки супруга в жемчужном корыте на серебряной стиральной доске… Но не смог, отмахнулся от этой нелепой мысли и стал крутить драгоценную посудину в руках, попутно пробуя оторвать ручку. Лучше сейчас, чем по дороге. Расчленить золотую бадью не вышло, чем он и остался очень доволен. Выбирать? Пожалуйста.
Словно крестьянин на переборке овощей, он присел и принялся деловито и сосредоточено вылавливать золотые монеты из медно-серебряного окружения и кидать их в ведро.
Но что это? То ли барабанная перепонка зачесалась, то ли комар-пискун в атаку пошел, то ли…
«Не подавай виду, что слышишь меня…», – едва различимые слова прозвучали не то в ухе, не то прямо в мозгу. – «Я хочу тебе помочь… «
– Вы… То есть… «…Вы кто?»
«Неважно. Слушай меня. Чтобы все для тебя кончилось благополучно, ты должен сейчас взять три монеты – одну золотую, одну серебряную и одну медную.»
– За… «…То есть, зачем?» «Бери, и не задавай глупых вопросов!»
«Но это вовсе не глупый вопрос. Я вправду не понимаю, почему я должен…»
«После испытаний, если сейчас все сделаешь как надо, получишь три полных кошелька золота, серебра и меди, упрямый мальчишка! А если возьмешь это дурацкое ведро, то ты пропал!»
«Но мне надо больше, чем три кошелька! И только золото! Хотя, конечно, серебро и медь нам нужны тоже, но золото сейчас важнее!» Ответом ему было неприязненное, почти враждебное молчание.
«Послушайте!.. Дедушка?.. Вы где?» – не прекращая ни на минуту наполнять ведро певучим драгметаллом, напомнил о себе потерявшемуся благожелателю Иванушка.
«Здесь, здесь,» – через полминуты неохотно отозвался тот же, но уже далеко не такой дружелюбный голос, словно жалея, что вообще заговорил с подопытным. – «Не надо было мне с тобой общаться. Но поначалу ты показался мне славным добрым малым… Сослепу, наверное. Братья правы. Ты ничем не лучше, чем большинство из вас. Давай, продолжай в том же духе. Нагребай, торопись. И не жалуйся потом, что тебя не предупреждали.»
«Извините, дедушка… вы что, подумали, что я…» – опешил Иван и даже выронил ведро. – «Вы что… вы решили, что это… что мне… что для меня… Но это ведь не так! Я вовсе не такой!.. То есть, вы меня неправильно поняли! Эти деньги нужны не мне – это для всех людей там, наверху! Мне самому отсюда не надо ни копейки! Ни гроша медного!»
«У тебя там и нет и ни копейки, и ни единого медяка», – сухо прошелестел голос и растаял в тишине, обдав потерявшего на мгновение дар речи царевича презрительным холодом.