Шрифт:
После этого Илиодор изгнан из Царицына, а Гермоген из Саратова.
«Миленькие папа и мама! Бунтовщика Бог с неба свалил. И Илиодора нужно в темницу. Пускай там подумает, как идти против Божьяго помазаннека. Прежде убивали, а теперь хорошо проучить темницею. Никакой ему ласки приказать Владимирскому епископу. Григорий».
И к владимирскому Николаю (Налимову) под начало попал Илиодор.
«Шума то сколько; вода утечёт и нет. А вы пошто смущаетесь. Это всё тает. Полают, да отстанут. Цари выше всего. Так и будьте. Утешенье от Бога, а от беса горе. А Бог бесов сильнее. Саблер [648] и Даманский [649] всё сделают. Да! Григорий».
648
Саблер (Десятовский) Владимир Карлович (1847 – 1929) – сенатор, член Государственного совета, обер-прокурор Синода (1911 – 1915).
649
Даманский П. С. (? – 1916) – сенатор, товарищ обер-прокурора Синода.
Сейчас же у Саблера и Даманского оказались ключи церкви.
Распутину посылались на предварительный просмотр даже манифесты накануне их опубликования. Увидав один из них у Гришки, Илиодор спросил:
– Каким образом манифест попал к тебе?
Распутин ответил:
– Да это мама прислала мне проверить, хорошо ли написан или нет; прислали одобрить, и я одобрил; тогда они его обнародовали. Вообще они всегда обращаются в таких случаях ко мне за советом.
Распутин под пьяную руку не стеснялся сообщать, как он проводит время в «царских дворцах».
– Когда бываю у царей, я целые дни провожу в спальне у царицы… Целую её, она ко мне прижимается, кладёт на плечи мне голову, я её ношу по спальне на руках, как малое дитя. Это ей нравится. Так я делаю часто, часто. Так же часто бываю в спальнях детей. Благословляю их на сон, учу молиться, пою с ними гимн… Однажды запели, девочки хорошо пели, а Алёшка не умел да брал-брал не в тон, да как заорёт на все комнаты, аж царица прибежала и его упокоила. С детьми я часто шучу. Было раз так. Девочки ели мне на спину верхом; Алексей забрался на шею мне, я начал возить их по детской комнате. Долго возил, а они смеялись. Потом слезли, а наследник и говорит: «Ты прости нас, Григорий, мы знаем, что – священный и так на тебе ездить нельзя. Но это мы шутили».
Николай оставался верен своему оракулу и по его смерти…
Вот как очевидцы описывают жуткий, таинственный миг, когда в землю было опущено застывшее скорченное тело «старца», добытое из-под льда.
Автомобиль, на котором везли тело Распутина, остановился в Царском Селе, у лазарета имени А. А. Вырубовой, под № 79. За этим автомобилем следовал другой. Когда моторы остановились у лазарета, в окнах здания замелькали огоньки и на улицу выскочил солдат, поминутно озиравшийся во все стороны.
– Не сюда, везите на постройку… – прошептал он и тотчас же скрылся за дверьми.
Этот солдат, старший унтер-офицер одного из квартирующих в Царском полков, до сих пор не может без содрогания вспомнить позорную ночь. Всем стоявшим в эту ночь в Царском Селе на карауле был отдан строжайший приказ молчать обо всём виденном и слышанном и не рассказывать ничего даже своим жёнам. Вообще лицам, имевшим какое бы то ни было соприкосновение с Распутиным после его смерти, был внушён такой страх, что почти ни от кого ни в первые дни после убийства, ни позднее ничего нельзя было узнать. До самых последних дней люди, причастные к этому делу, хранили свою тайну, и только революция дала возможность прочитать эту тёмную страницу двора Романовых.
Процессия прибыла в Александровский парк к месту, где была приготовлена могила, в 3 часа 15 минут ночи. Могилу рыли солдаты воздушной обороны Царского Села под командой полковника Мальцева, по словам которого, «яма» предназначалась для свалки мусора. Принятые предосторожности и тайна, которой обставлялась вся эта работа, навели солдат на мысль, что это не яма для мусора, а могила для Распутина, об убийстве которого в Царском Селе было уже известно. Один молоденький солдатик даже просил Мальцева: «А почему, ваше высокоблагородие, она мелкая и уж очень на могилу походит?». Последовал грозный окрик: «Держи язык за зубами, не твоего дурацкого ума это дело».
За три часа до приезда похоронной процессии, в двенадцать часов ночи, духовник Николая и Александры Романовых отец Александр (Васильев) позвонил ктитору Фёдоровского собора полковнику Ломану по телефону и предупредил, что он рано утром заедет в собор за облачением и кадилом. Ломан, знавший о том, что в парке копается «яма», догадался, что предстоят похороны, тем более что и отец Александр не скрывал от него, сказав ему: «Я буду служить панихиду по приказанию государыни»…
Сопровождавшие процессию четверо полицейских, шофёр и Лапшинская торопливо сняли гроб с автомобиля и молча опустили его на верёвках в могилу.
– В полчаса девятого назначено, – прошептал Лапшинской на ухо полковник и направился к убежищу, поставить у могилы часового. Могила осталась открытой.
Всё это было проделано тихо и быстро.
В 8 часов 30 минут утра к могиле подошёл пропущенный дежурными сыщиками отец Александр, а через десять минут со стороны дворца подошла с обеими своими сёстрами Вырубова. Секретарша Распутина Лапшинская прибыла к могиле раньше всех.
В 8 часов 45 минут утра быстрыми, неровными шагами подошёл к месту погребения Николай Романов в сопровождении жены Алисы и дочерей, Татьяны и Ольги. Алексея как на погребении, так и на всех последующих панихидах никто не видал. Николай с семьёй прибыл к месту без конвоя, даже без провожатых.