Нью-Йорк, 9 июля

Президент Трумэн отправился морем в Германию. В интересах подлинного мира хотелось бы, чтобы вместо него на конференцию «Терминал» поехал Рузвельт. Но нам придется обходиться тем, что есть.

Меня беспокоит не столько отсутствие у Трумэна опыта и знаний в международных делах, как его очевидное отсутствие интереса к ним. Имеет ли Трумэн хоть малейшее представление о германской проблеме, которая должна быть решена, если мы хотим длительного мира?

Понимает ли он — а также другие американцы — значение заявления Генри X. Фаулера, директора отдела администрации по вопросам внешней экономики, что если мы оставим Германию без контроля и не осуществим ее демилитаризацию, то через пять лет она гораздо лучше подготовится к войне, чем в 1939 году?

Нью-Йорк, 11 июля

Собираемся ли мы использовать влияние двух наиболее сильных западных демократий — США и Великобритании — в интересах прогресса или в интересах реакции? Собираемся ли мы вернуться назад к 1939 году, или у нас хватит мужества и воображения попытаться создать лучший мир в 1946 году, а затем в 1950 и 1960 годах?

Поневоле задумываешься над этими вопросами, вспомнив политический курс Англии и США после того, как ход войны изменился в нашу пользу: нашу поддержку вишиста адмирала Дарлана, упорную защиту Черчиллем генерала Франко, англо-американскую настойчивость в попытках подпереть пошатнувшийся королевский трон в Италии, оппозицию Белого дома движению «Свободная франция», жестокое обращение Англии с участниками Сопротивления в Бельгии и Греции и наше глупое стремление протащить фашистскую Аргентину и франкистскую Испанию на конференцию по созданию Организации Объединенных Наций в Сан-Франциско.

Действительно, есть над чем задуматься, подчас с беспокойством, а чаще недоуменно.

Всемирно известный генерал тянет вас за пуговицу в угол после обеда в штаб-квартире союзников и вполне серьезно говорит: «Скажите, сэр, как скоро, по-вашему, нам придется начать войну против русских?» Видные американцы, которым доверили выполнение ответственных государственных миссий, спешно возвращаются из Европы, чтобы доказать необходимость возрождения германской промышленности. Зачем? Ну как же, она станет «оплотом против большевизма».

В коридорах государственного департамента США или на приемах в Сан-Франциско наши вышколенные дипломаты (которых один журналист назвал «весьма невзрачной, изъеденной молью командой») раздраженно говорят об «этих русских» или «об этом де Голле». В Италии мы лезем из кожи, поддерживая притязания на королевский трон принца Умберто, от которого открещиваются почти все итальянцы.

В Австрии сформировано хорошее правительство, в котором преобладают христианские консерваторы и социал-демократы, которые никогда не любили и не любят Москву. Но Лондон и Вашингтон, уязвленные тем, что Москва не стала ждать, пока англичане и американцы выскажут свое мнение относительно этого правительства, предпочитают отказывать этому австрийскому правительству в признании.

Неудивительно, что Дрю Миддлтон, один из наиболее вдумчивых молодых американских корреспондентов, совершив поездку по Западной Европе, обнаруживает, что простые люди, с которыми наши дипломаты и высокопоставленные военные чины почти не имеют контакта, все больше поворачиваются лицом к Москве. Он будут и дальше продолжать делать это во все более широких масштабах, если западные демократии не продемонстрируют им, что демократические силы, сумевшие мобилизовать такую огромную мощь для разгрома Гитлера, способны мобилизовать подобную же мощь для создания пристойного демократического мирового сообщества теперь, когда наступил мир.

Возможно, мы сумеем добиться этого в свое время. Нет убедительных причин, почему наша страна, обязанная своим рождением и величию одной из наиболее важных революций в мировой истории, должна сейчас объединяться с открыто реакционными силами за границей. У нас нет особой любви и интереса к королям — будь они в Италии, Греции, Бельгии, Югославии или в других странах. Если итальянский, греческий или югославский народ хочет республику вместо королевства, почему это должно задевать американцев — граждан нашей республики?

Если народы Европы хотят иметь левые правительства и левые реформы, как об этом сообщают большинство корреспондентов, имеются ли у нас какие-либо веские основания опасаться этого или пытаться помешать им? Американский народ и народ Франции избрали прогрессивный революционный путь в конце XVIII столетия. Но этот процесс не привел к гибели мира. Напротив, жить в этом мире стало намного удобнее.

И поскольку в Соединенных Штатах мы добились крупных успехов в области демократии, почему нас должен охватывать жуткий страх перед коммунизмом каждый раз, когда мы смотрим через океан — или даже под свою кровать? Как мне представляется, именно этот беспочвенный страх лежит в основе многих наших тревог и забот в данный момент.