В противоположность русским немецкое командование имело очень слабое представление, что происходит в Москве. Грубые и ставшие болезненно очевидными просчеты в оценке советской мощи вынудили ОКХ воздерживаться от оценок и предположений, за исключением тех, которые основывались на сведениях фронтовой разведки. Пока немцы сохраняли инициативу и обладали значительным военным превосходством на полях сражений, этот недостаток не имел большого значения. Но когда наступление приостановилось и перевес не стал столь ощутимым, отсутствие сведений о реальной силе противника и его намерениях поставило немецкое командование в трудное положение.

В первые месяцы войны советская армейская разведка уступала немецкой. Пленных немцев было не так много, и в ходе длительного отступления советских войск не было ни времени, ни организационных возможностей просеять и проанализировать разведывательные донесения и итоги допросов пленных. Но к осени 1941 года положение изменилось, и к тому же русские начали получать все более обширную и надежную информацию от партизанских отрядов, действовавших в немецком тылу за линией фронта.

Партизанское движение было «четвертым» родом Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне.

Когда первые сведения о действиях партизан достигли Гитлера, он даже приветствовал их: «В этом есть свои преимущества — дает нам возможность уничтожать всех, кто выступит против нас».

Обычно поддержание «порядка» на оккупированных территориях было прерогативой СС, но приказ ОКВ от 16 июля 1941 года вменил это также в обязанность регулярных немецких войск.

Вместо «быстрого усмирения» захваченной территории карательные меры, к которым охотно приступили немцы, разожгли пламя народной войны, и партизанское движение начало быстро расти. Жители сел, деревень и хуторов предоставляли кров и продовольствие партизанам и группам выходивших из окружения русских военных, росла ненависть к захватчикам по мере того, как становилось известным зверское обращение немцев с мирным населением. Особое значение приобрел провозглашенный Сталиным тезис о патриотическом, национальном характере войны против фашистской Германии.

Одновременно советское командование оценило военное значение значительного числа советских людей, оставшихся в тылу немецких войск (по самым минимальным подсчетам, на оккупированных территориях находилось не менее 250 тысяч советских вооруженных солдат и офицеров), и приняло меры к организации и поддержке их. Подготовленные командиры и комиссары забрасывались в тыл, было создано районное командование, налажена дисциплина, организовано снабжение отрядов радиопередатчиками и взрывчаткой.

Реакция немцев была предсказуемой — террор должен быть усилен и стать повсеместным.

Соответственно верховное главнокомандование вермахта отдало приказ:

«За жизнь одного немецкого солдата надлежит подвергать смертной казни от пятидесяти до ста коммунистов (то есть русских). Метод казни должен еще более усиливать ее дисциплинарное воздействие».

Солдатам при расстреле заложников в связи с этим было приказано стрелять ниже пояса в живот, чтобы продлить агонию. В случае, если среди расстреливаемых оказывались дети, которые случайно — из-за малого роста — оставались в живых, «офицер, командовавший похоронной командой, должен собственноручно прикончить их».

Вначале, уверенные в близкой победе, немцы извлекали садистское удовольствие из этих карательных операций. В длительные летние вечера под малейшими предлогами организовывались облавы на людей. Деревню окружали, поджигали, а ее жителей, пытавшихся спастись бегством, как дичь на охоте, расстреливали на улицах. Затем оказалось выгодным грабить дома и жилища, а «сувениры» вместе с сопутствующими фотографиями отсылать своим друзьям в Германию.

Но постепенно немцам становилось ясно, что война быстро не кончится, что их мало, русских много, территория России огромна. Страх и сознание вины вытеснили чувство экзальтации по мере того, как угрюмая ненависть населения и деятельность партизан с каждым днем становились все более ощутимыми.

Таким образом, в двух важных отношениях — стратегическая глубокая разведка и безопасность тыла — русские уже имели важные преимущества над своим противником, которые, поскольку война затягивалась, должны были приносить все более ощутимые выгоды. Но с чисто военной точки зрения в начале Вяземско-Брянского сражения в октябре 1941 года казалось, что война все еще может закончиться к концу текущего года. К началу октября группа армий Бока подготовила танковый удар более мощный, чем в первые дни «Барбароссы». С Украины был дополнительно подброшен 43-й танковый корпус Кемпфа и вместе с 9-й танковой и двумя моторизованными дивизиями придан Гудериану. Хотя фронт наступления равнялся лишь одной пятой фронтовой линии 22 июня, число наступавших танковых дивизий было лишь на три меньше. Всего же вместе с войсками сателлитов общая численность немецких войск на Восточном фронте достигла 207 дивизий — на 41 дивизию больше, чем 22 июня.

На третий день наступления Гудериан отметил: «Русский фронт полностью прорван».

3 октября немецкие танки ворвались в Орел, где все еще по улицам ходили трамваи. В центре танковая группа Гепнера, усиленная дивизиями СС «Рейх» и «Великая Германия», расколола русский фронт надвое, оттеснив часть дивизий Западного фронта на север под удар наступавших армий Клюге и Штрауса. Дальше к северу танковые дивизии Гота, наносившие удар из района Духовщины глубоко вклинились в оборону советских войск и, повернув на юг, вышли к Вязьме, где сомкнулись с дивизиями Гепнера, завершив окружение четырех советских армий. [67] В двух «котлах» оказались окруженными около 500 тысяч человек, которых немцам предстояло ликвидировать. [68] Это была одна из самых быстрых и, как казалось, наиболее эффективно проведенных операций по окружению частей Красной Армии летом — осенью 1941 года. Теперь путь на Москву был широко открыт. В Берлине Геббельс пригласил большую группу иностранных журналистов и объявил, что «уничтожение армий Тимошенко, безусловно, привело войну к завершению».