А пока, чтобы что-то сказать, он попросил ее:

– Расскажи мне о себе то, что знают только близкие друзья.

Поджав губы, она ответила:

– Я прихожу в бешенство от того, что не в состоянии в полной мере контролировать свою магию. Делаю вид, что меня это не волнует, но на самом деле волнует, да еще как. Когда я собиралась уезжать на состязание, ко мне подошли маленькие ведьмы шести-семи лет и попросили посмотреть, что они умеют делать, и показали гораздо больше, чем умела я.

– Может, у тебя какое-нибудь запоздалое развитие?

– Нет, они могли больше, чем я сейчас. Он провел рукой по своему затылку.

– Сочувствую.

– Зачем мне этот дар, если я не умею им управлять? Это все равно, что получить «феррари» с неистовыми лошадьми под капотом в подарок, сесть на кожаное водительское сиденье и обнаружить, что нет руля. Это так досадно.

– Тебе это, наверное, не понравится, я думаю, что с такими, как ты, так и должно быть.

– Что это значит? Прошу продолжать с осторожностью. Уголки его рта приподнялись.

– О таких людях, как ты, читаешь в мифах, как они борются со своими талантами. И эта борьба делает их великими. Если сила дастся тебе с легкостью, без пота и крови, ты никогда не оценишь ее по достоинству. И никогда не станешь настоящим лидером, потому что будешь проявлять нетерпение по отношению к тем, кому приходится много и тяжело трудиться. В истории нет таких примеров, когда бы сила доставалась великим воинам с легкостью.

– Тебе она ничего не стоила.

– А почему ты считаешь меня великим воином? – рассмеялся он.

– Ридстром, сказал, что ты всегда сражался в первых рядах и остался жив. Следовательно, ты и на самом деле великий.

Бауэн улыбнулся: – Мое эго благодарит тебя за сладкую лесть.

Его улыбка вдруг пропала. Вспомнив о Ридстроме, он осознал, что прошли часы с того момента, как рухнул мост, а Бауэн так никого из группы и не учуял. Хотя он не мог чуять их так же хорошо, как свою пару. Ее он мог бы найти за сотни миль. В пределах примерно четверти этого расстояния он уже должен был улавливать их запах, но он ничего не чувствовал.

Завтра наступит полнолуние. Чтобы выйти на дорогу, им потребуются дни, но теперь никого не было рядом, кто бы мог защитить ее – от него. Снова и снова раздумывал он над тем, рассказать ли Марикете, как умерла Мария. Его приводила в ужас мысль, что история может повториться, и тогда его рассказ станет пророчеством… Если Марикета бросится от него бежать здесь…

Он решительно покачал головой. Сегодня он будет долго владеть ею и пометит как свою, явив значительную часть своей звериной сущности. Завтра их непременно догонят остальные. Если же нет, то Бауэну придется приучить ее к своему телу, чтобы потом, когда он потеряет над собой контроль в разгар полнолуния, она, возможно, не пострадала от шока. И в этом случае ему, возможно, удастся предотвратить ее бегство.

Когда раздался далекий раскат грома, он, оторвав от нее взгляд, заметил:

– Нам нужно поискать место, чтобы разбить лагерь. Ночью наверняка в горах пойдет дождь.

– Я могу справиться у зеркала.

– Мне это не нравится, Марикета. Лучше видеть, как ты что-то взрываешь, чем заглядывать в это чертово зеркало с его ужасным яблоком.

– Знаю.

– Откуда?

– Ведьмы считают «жуткие заклятия» более могучими. Что страшнее? Прыгнувший на жертву волк или неядовитая змея, упавшая тебе на шею?

– И вы, ведьмы, такое творите?

– Приходится.

Хватит. По крайней мере, с его ведьмы.

Если Марикета хочет, чтобы жалили пчелы, это одно, но черную магию он запретит, а также колдовство и чародейство. Он установит правила, а она… повернулась к нему и подарила улыбку сирены, лениво отмечая высоту валуна, достигавшего линии ее бедра. У него подпрыгнуло сердце, и все остальные мысли улетучились. Это и в самом деле произойдет. По прошествии двенадцати сотен лет он овладеет женщиной и объявит ее своей.

Да, сегодня ночью.

К тому времени, когда ударила первая молния, Макрив завершил строительство площадки с навесом у ручья и уже сходил на охоту. А к тому времени как начался дождь, они уже вымылись и насытились. Мари снова облачилась в его рубашку, под которой ничего не было.

Он только что крепко поцеловал ее.

Когда Бауэн оторвался от ее губ, она не сразу смогла открыть глаза. Пока он пристально изучал ее реакцию, его глаза меняли цвет с янтарного на льдисто-голубой.