Этот аргумент заронил зерно сомнения в неокрепшую душу юного туранца. А его приятелям только этого и было нужно. Стоило Бабраку поколебаться в своей уверенности, как они вскочили и, подхватив его под ослабевшие руки, потащили через зал к торжественно восседавшей на кресле незнакомке.

— Приветствуем вас, госпожа, — начал Юма, говоря на хорошем туранском и делая преувеличенно глубокий поклон, не выпуская, однако, вяло сопротивляющегося Бабрака. — Мадам, мы не могли не обратить внимания… Особенно наш юный друг, который желает высказать свое восхищение вашим одеянием и умением держаться.

Женщина ничего не ответила на эту тираду. Ее губы чуть дрогнули не то в улыбке, не то в недовольной гримасе. На ее лбу вполне могли оказаться легкие морщины, но даже если они там и были, то умелый грим сделал свое дело, полностью скрыв их. Какая-то сила исходила из раскосых, аккуратно подкрашенных глаз. Даже на критический взгляд Конана, те части тела, которые не были скрыты под складками шелка, были вполне многообещающими для дальнейшего приятного узнавания.

— Правда, госпожа, — заговорил Конан, давая Бабраку время собраться с мыслями, — для нас, старых бойцов, только увидеть такую красоту равнозначно тому, чтобы очутиться в самой гуще боя с горящими глазами, кипящей кровью… — Не привыкший отвешивать красивые комплименты, киммериец запнулся, с трудом сдерживаясь, чтобы не дать пинка Бабраку, все еще молча стоявшему с румянцем во все щеки.

— Разумеется, мадам, — вновь пришел на выручку Юма, — чудо, переворот, который совершает истинная женская красота в израненных сердцах солдат, невозможно описать…

Чернокожий сержант недовольно взглянул на Конана, слушавшего его развесив уши.

Таинственная женщина моргнула и сказала:

— Господа, вы очень любезны и в то же время дерзки, когда обращаетесь ко мне в таком тоне.

При звуках этого низкого голоса, говорившего на правильном, красивом туранском языке, Конан почувствовал, что Бабрак, вздрогнув, начал приходить в себя и вновь уставился на незнакомку.

— К счастью для вас, — продолжала она, прищурив глаза, — я ничего не имею против того, чтобы провести этот вечер не в одиночестве.

Это заявление было адресовано скорее не Бабраку и его приятелям, а собравшимся вокруг подавальщикам, поварам и посудомойкам, вознамерившимся любой ценой оградить покой хозяйки от непрошеных гостей.

— Но я позволю себе заметить, — губы женщины скривились в умелой обольстительной улыбке, — что моя жалкая особа вряд ли заслуживает внимания троих столь достойных воинов.

Она с равным безразличием перевела взгляд с Конана на Юму.

— Я смогу достойно развлечь только одного из вас, не больше.

— Ну, тогда это будет наш молчаливый друг, — Поспешил вытолкнуть Бабрака вперед Юма. — И хотя мы отдыхаем и воюем втроем, прикрывая друг другу спины как в бою, так и на прогулке, но в таком деле мы не посмеем помешать ему провести вечер наедине со столь очаровательной дамой. Разве не так, приятель? — повернувшись к Бабраку, уточнил сержант.

— Э-э, м-м-да. Конечно… — прозвучало это так, словно на мгновение из глотки туранца был вынут кляп и тотчас же вставлен еще глубже.

— Отлично, — сказала женщина, помолчав немного, видимо в ожидании продолжения речи юноши, — остается только оговорить цену.

Юма кивнул, приготовившись торговаться:

— Разумеется, мы готовы прийти к разумному соглашению.

— Я, в общем-то, не бедствую, — оборвала его женщина. — Сколько вы хотите получить?

На этот раз пришел черед Юмы проглотить язык. Конан уже закипел от оскорбления, но тут раздался смущенный голос Бабрака:

— Мадам, вы ошибаетесь… я не… не… Я имею в виду, что… — Гнев и смущение вновь охватили парня, оборвавшего себя на полуслове.

— Ладно, хватит обид, солдат, — вдруг более мягко заговорила женщина. — Я совсем не хотела тебя оскорбить. Это была шутка. Я надеялась, что она чуть встряхнет тебя. Все, о деньгах ни слова. А мы с тобой будем на равных: никто никого не покупает, никто никому ничего не должен.

Бабрак застыл в нерешительности, но Юма, как всегда, пришел ему на помощь:

— Шутка, понимаешь ты, дубина, шутка. Дама не хотела тебя обидеть. Вкус не подвел тебя, приятель. Ладно, садись в кресло, знакомьтесь поближе. Мы еще заглянем к вам попозже. Мои поздравления и пожелания приятной ночи вам обоим.

Вернувшись к своему столику, Конан и Юма продолжали следить за событиями в трактире. Ничего интересного больше не происходило. Бабрак и его собеседница, почти не притрагиваясь к своим кружкам, вели какой-то разговор, все ближе наклоняясь друг к другу. Когда, встав, женщина провела юношу за собой в коридор, теряющийся в глубине здания, это ничуть не удивило приятелей.

Друзья перешли на квас — некое подобие легкого пива, гораздо слабее кумыса, но давшее вместе с молочным напитком интересный пьянящий эффект.