— Хоть и не золотые, а несли. А сейчас кур вовсе не держат.

— В конце концов, куриной проблемы теперь нет. Построены мощные птицефабрики.

— Согласен, — сказал Чикин. — И я кур не держу. Между прочим, я их вывел да-а-вно. А дело было так. Руководил я одно время заготконторой потребкооперации. Собрали нас в райкоме и давай просвещать. Так, мол, и так, в районном центре стала расти частнособственническая тенденция. Некоторые товарищи занялись материальным обрастанием. Председатель потребсоюза держит двух кабанов, уполномоченный заготовок — корову и телку, заведующий сберкассой — целый свинарник. И курятники в коммунальных квартирах завели: грязь, антисанитария…

Меня, правда, не назвали на том совещании, но я себе намотал на ус. Дома у нас, в сенях, курятник, а в нем пять кур с петухом. Пришел домой — и давай своих кур на улицу на плаху таскать, топором им рубить головы. Всех порешил. Жена ревет, а я знай машу топоришком, как палач на лобном месте. Вот как было. Прежде чем рубить, надо было подумать. Не так ли бывает в жизни, что рубим сплеча, не заботясь о последствиях? Вот и не стало у нас с женкой яичек, а по праздникам и курятины к столу. Опыт — великая вещь, скажу вам, Степан Артемьевич. А вы бывали в Залесье?

— В Залесье? Что-то не помню. Это где?

— Само название говорит: за лесом. Это за полями третьего отделения, за Прохоровкой. Туда теперь, поди, и дороги-то нет, заросла вся. Залесье, наверное, у вас вычеркнуто из плана землепользования, потому вы и не знаете. Там прежде была бригада колхоза «Путь Октября». Большая, дружная.

— А, — вспомнил Лисицын. — Я ведь туда однажды ездил. Там деревенька домов в десяток. А живут в одной избе какие-то старики.

— Уже не живут, — уточнил Чикин. — Я их знал хорошо: Никоновы Федор да Варвара. Умерли в прошлом году в глубокой старости. Ну вот, прежде в Залесье было сорок пять дворов, ферма на сто двадцать коров, конюшня на тридцать лошадей, свинарник, телятник и прочее. Потом скот перевели в Прохоровку, ферму укрупнили. До Залесья пятнадцать километров, дорога лесная, ухаб на ухабе… Одни неудобства. Сеять зерновые там не стали, только травы. Они меньше требуют ухода. Ферму вывезли, зерно не выращивают, посеют овес с викой да с ежой сборной, скосят и увезут на зеленую подкормку. Людям-то в Залесье стало делать нечего, вот и разбрелись кто куда. Захирела деревенька. Я думаю, что вам наверняка придется расширять посевы, может, и новые фермы строить, так не мешало бы вспомнить о Залесье. Земли там неплохие. Расчистить бы их, распахать, привести в порядок.

Лисицын сразу насторожился: «Не там ли, не в Залесье ли надо искать дополнительные площади?»

— Вы уверены, что земли там хорошие? — спросил он.

— Не так чтобы уж очень хорошие, но травы и силосные культуры вполне могут расти.

— Ладно, за совет спасибо. Съезжу туда, посмотрю.

— Посмотрите. Если бы построить дорогу, там можно возродить и деревеньку. И ферму голов на полтораста.

— Вернуться к старому?

— Старое тоже было неплохо… — уклончиво вымолвил Чикин. — Однако кем заселить деревню? Некем… Пока там можно организовать бригадный стан на время полевых работ и сенокоса. А корма вывозить.

— Подумаем, — пообещал Лисицын. — Спасибо за совет.

— Пожалуйста. Ну, мне пора, — Чикин поднялся. — Женка там, поди, уж ищет. Засиделся у вас. Спасибо за угощение, и всего вам хорошего. Между прочим, Сонька приходила ко мне, извинялась. Хорошая баба, да иногда ей, как упрямой кобылке, шлея под хвост попадает. А держать вожжи некому, никого нет, кроме хахаля. А ему что? Добьется своего — и в сторону… А вы поедете по путевке?

— Пока не решил, — ответил Лисицын.

— Решайте. Такая поездка и отдых даст, и голову освежит. Вернетесь — виднее будет, как вести дальше дела…

— Вы так думаете?

— Конечно.

Лиза позвонила Степану Артемьевичу на работу рано утром в понедельник. Степан Артемьевич обрадовался, но тут же и упрекнул ее:

— Почему так долго не звонила? Когда вернешься?

— Не знаю, — ответила Лиза. — Семинар кончился, можно бы и домой, но мама серьезно заболела. Предынфарктное состояние, постельный режим. Я боюсь оставлять ее без присмотра. Может, еще в больницу заберут. — Лиза помолчала и взволнованно добавила: — Приехать не могу. Пойми меня правильно.

— Вот беда! — огорчился Степан Артемьевич. — Что же делать?

— Не знаю. — По голосу он чувствовал, как сильно расстроена жена. — Придется мне здесь пожить. Пожалуйста, сходи в сельсовет к моему начальству, пусть разрешат неделю отпуска за свой счет для ухода за больной.

— Схожу. Может быть, нужна моя помощь? Мне приехать?

— Пока не надо. Я справлюсь одна.

— Тогда звони почаще. Я не могу тебя вызвать к телефону. Если что — сразу приеду.

— Ладно. Как ты там? Питаешься чем?

— Фирменным блюдом: глазуньей. В основном. Обедать хожу в столовку.

— Ну, не скучай. Будь здоров!

— Погоди, может, привезти чего? — спросил он. Но трубка уже молчала. Он медленно положил ее на место, поднял взгляд и увидел зоотехника Яшину. Она стояла перед ним высокая, солидная, пышущая здоровьем, в светло-сером плаще из синтетики, с опущенным на плечи тонким цветистым платком.

— Здравствуйте, Ангелина Михайловна. Садитесь, пожалуйста. Как расчеты?

— Делаю. Еще не кончила.