Теперь жители стойбища почитали Теневиля хозяином, главой и оставляли ему для яранги самое возвышенное переднее место. Но Раулена ставила жилище на привычном месте, а оставшиеся жены покойного Армагиргина по привычке занимали место "переднедомного".

Когда надо было принять важное решение, Теневиль собирал стариков, лучших пастухов и спрашивал у них совета. Сначала выжидали, отмалчивались, но потом привыкли, осмелели. Дела в стаде шли неплохо. Теперь бы не дать оленям разбрестись в ненастье, удержать их у корма да от волков уберечь.

Теневиль пришел в ярангу, и Раулена подала ему гнутый отросток оленьего рога — тивичгын, снеговыбивалку.

Очищая кухлянку от налрпшего снега, он рассказывал жене:

— Метет еще сильно, но проблески уже есть. Пурга тоже устает. Вон уже пятый день беснуется, надо и отдохнуть.

— Эль-Эль шаманил всю ночь, — сообщила Раулена.

— Это он хорошо Делает. Вчера пали три оленя, — вздохнул Теневиль, подумав, что шаману не мешало бы раньше взяться за свой бубен.

Пока Раулена готовила еду, Теневиль играл с сыном, а потом достал заветную тетрадку, купленную в Новр-Мариинске, и углубился в свои записи.

Раулена изредка посматривала на него и думала: "Стал эрмэчином, почти хозяином стада, пора бы бросить детскую забаву, а нет — продолжает чертить, выдумывает новые значки, да и меня не забывает учить".

Теневиль огрызком карандаша что-то начертил и спрятал тетрадку в укромное место.

Весь день Теневиль чинил нарту. Среди ночи проснулся от наступившей тишины. Пурга кончилась. Обрадованный этим, он крепко заснул.

— Нарты едут! — будила его Раулена.

Эти путники могли быть только с Ново-Мари-инского поста. Только оттуда. Но зачем их так много? Похоже, что на каждой нарте по два человека. Видать, тангитаны едут…

Сердце сжалось у Теневиля от дурных предчувствий: может, старый Армагиргин был прав?

Когда первая нарта приблизилась, Теневиль узнал в каюре Ваню Куркутского. От сердца немного отлегло, когда тот как-то весело и громко крикнул:

— Какомэй, мольч, Теневиль!

Еще одно знакомое лицо — со второй нарты поднялся родич Вани Куркутского Михаил Кур-кутский.

Тем временем с нарты. Вани Куркутского поднялся незнакомый Теневилю тангитан, подошел и крепко пожал руку, сказав при этом:

— Здравствуйте, товарищ!

— А где старик-то? — спросил Ваня Куркут-ский. — Пошто не стретил гостей?

— Он в вечности, — ответил Теневиль.

— Какомэй! — горестно воскликнул Ваня Кур-кутский. — Доспел-таки? Помер-то старик! Ушел сквозь рблака, по ейным понятиям. Теперь обитает при северном сиянии. Как он умер-то? — спросил по-чукотски.

Теневиль коротко рассказал все.

— Своею смертию от старости помер, — сообщил Ваня Куркутский остальным. — А кто теперь эрмэчин?

— Все сообща, — ответил Теневиль и предложил: — Давайте сначала распряжем собак, посадим на цепь, чтобы к оленям не убежали. Поедим горячего.

— И то верно! — отозвался Ваня Куркутский. — Намерзлись мы, в палатке матерчатой ночевали пять дней в пургу.

Берзин вошел в чоттагин кочевой яранги и почувствовал, что здесь совсем не так, как в жилище Тымнэро в Анадыре. Не было прочного устоявшегося запаха тюленьего жира и псины. Воздух был свежий, нагретый ярко пылающим костром. Женщина тихо произнесла:

— Еттык.

Маленький мальчишка высунулся из полога и с любопытством уставился острыми глазенками на приезжих.

— Значит, вы говорите, что стадо теперь общее? — спросил через учителя Берзин.

Теневиль кивнул.

— Но есть кто-то главный в стойбище?

— Армагиргин передал мне, уходя сквозь облака, и стадо и судьбу людей, — ответил Теневиль. — И люди просили меня быть главой стойбища, но олени принадлежат всем.

— Выходит, вы нас опередили, — усмехнулся Берзин. — А тут ничего удивительного нет. Идея общего, владения богатством, стадами, заводами, землями живет в недрах человеческого сознания вечно, особенно у неимущих. В том и мудрость Ленина, что он извлек эту идею и создал из нее науку революции. Переведи это — товарищу оленеводу, — попросил Берзин Михаила, Куркутского.

Учитель замялся.

— Трудно это переводить…

— Ну, хотя бы в общих чертах.

Михаил Куркутский попытался, но Теневиль понял одно: приезжие одобряют его действия. На душе стало легче, а тут еще приспела с деревянным корытцем, наполненным свежим оленьим мясом, Раулена.

Гости принялись за еду.

Некоторое время в чоттагине слышалось только чавканье, хруст разгрызаемых костей. Подошли каюры, присоединились к трапезе. В чоттагине было холодно, но понемногу, по мере того как люди насыщались, становилось теплее. Pay-, лена подала в чашках горячий олений бульон, с огорчением сказала: