— Нет, не Скоропадскому. Один батька у них — Палий.

К ногам Петра солдаты и офицеры сложили четырнадцать знамен и штандартов. Августов подъехал с поздравлением, но царь перебил его:

— Это только начало, генерал, не так легко Карла одолеть.

Осторожно пробираясь между генералами и офицерами, к Петру подошел солдат. Он подал царю трубку.

— Казак передал, — сказал он.

— Очень кстати, я курить захотел. А где же тот казак?

— Убит. Он просил меня сказать, что исполнил твой приказ.

— Убит? — Петр посмотрел на трубку, будто видел ее впервые. Затем высыпал из нее на землю табак и осторожно положил трубку в карман мундира.

Савенков ушел. К Петру подъехал драгунский капитан и донес, что Карл бросил против казаков Скоропадского пехоту и что там уже с полчаса идет бой. Тогда царь, боясь, чтобы шведы не рассеяли казаков, приказал строить полки к бою.

Он выехал перед полками суровый, подтянутый. В мундире гвардейского полковника, в ботфортах и шарфе, с полуторааршинной шпагой, рукоятка которой была перевита проволокой, Петр медленно проезжал перед войском. Остановился против пехотных полков фельдмаршала, приподнялся в стременах, опершись о высокую луку турецкого седла.

— Воины, пришло время, когда решается судьба отчизны! Поймите: не за Петра вы бьетесь. Нет. За державу русскую, за род свой!

Последние слова потонули в тысячеголосом «ура». Петр поскакал дальше. Тесными, ровными рядами стояли гвардейцы. Царь, радостно прищурив глаза, прошелся взглядом по их высоким фигурам. Вместо ответа на рапорт Бориса Голицына сказал:

— Разве можно сомневаться в победе, глядя на таких орлов!

— Государь, ты видел нас в боях. Будет подвиг такой и ныне, как раньше, — сказал один из офицеров.

Конь снова понес царя дальше. Звонко заиграли рожки. Войско строилось в две боевые линии, по фронту расставляли пушки. На фланги выезжала конница. Петр подъехал к дивизии Меншикова.

— Твоя дивизия остается в ротрашементе, она будет резервной.

В ответ на слова Петра из строя послышались возгласы:

— Государь, мы все несли равные невзгоды. Чем же теперь провинились?

— За что нам перед всеми краснеть?

Петр рассмеялся:

— Ничем не провинились. Но кому-то нужно быть в резерве.

Он повернул лошадь и в последний раз объехал линию войск. Перед одетым в сермяжные мундиры полком новобранцев натянул поводья.

— Не дело это, шведы по мундирам новичков сразу узнают. И линию здесь нашу прорвут. Им поменяться мундирами с новгородцами надо.

Опять заиграли рожки. Войско двинулось навстречу шведской армии, впереди которой, окруженного гвардейцами и драбантами, [35] на носилках везли Карла.

Медленно сходились армии. Дрожала под ногами земля, дробно стучали барабаны. Лучи солнца играли на лезвиях штыков. Русские первые дали залп, из пушек и бросились вперед.

Трудно было что-либо разобрать. Петр видел, как разорвавшаяся граната свалила лошадей под носилками Карла и убила четырех драбантов. Гвардейцы подхватили носилки с королем, который размахивал шпагой, и пошли вперед.

Лошадь Петра послушно поворачивала по едва ощутимому движению повода. Гвардейская охрана стеной окружила царя. Свистнула пуля, прошила шляпу Петра на вершок от головы, другая ударила в седло, но Петр не обращал на это внимания. Он пытался охватить взглядом все поле боя. Увидев, что под натиском вдвое превосходящих сил противника отступает Новгородский полк, Петр подскакал ко второму батальону преображенцев и повел их за собой. Конь, перескочив через перевернутую пушку, прыгнул в сторону, чтобы не наступить на убитого, в вынес всадника в самую гущу боя. Опять пуля пробила шляпу у самой головы. Перед конем вырос шведский солдат с поднятым ружьем. Петр припал к гриве и ударил саблей по ружью, из которого курился дымок. В разорванном на плечах мундире налетел на шведа преображенец и вогнал штык врагу под ребра. Вдруг Петра что-то сильно ударило в грудь. Он схватился обеими руками за луку, чтоб не упасть. Пуля попала в крест, вогнула его, сплющилась и покатилась вниз вместе с драгоценными каменьями. Гвардейцы бросились к царю, остановили коня. Петр оглянулся: новгородцы снова пошли вперед. Тогда он, не слезая с седла, снял ботфорт и достал из него пулю. Кто-то протянул флягу с водой. Петр жадно припал к ней. Потом поехал к пригорку, где, поддерживаемый под руку Дмитрием, сидел на коне Палий. Петр остановился рядом. Ему казалось, что от начала боя прошло не более десяти минут, а на самом деле шел уже второй час. Армии как бы застыли на месте. Если бы не грохот выстрелов и не клубы дыма и пыли, можно было подумать, что войска остановились на отдых.

— Смотри, ваше величество, наши драгуны шведских кирасиров как поджали. Вот бы теперь во фланг шведу из пушек пальнуть, — показал трубой Палий.

И, будто в ответ на его слова, справа от леса вырвались клубы белого дыма. Шведы отпрянули, стали отходить. Но, поравнявшись со своей конницей, остановились снова.

Палий усталыми глазами продолжал смотреть в трубу. Он искал Мазепу. О, как ему хотелось сейчас увидеть перепуганного врага, встретиться с ним в смертельной схватке, вложить последние силы в нажим курка! На миг полковнику показалось, будто он видит окруженного сердюками Мазепу, но Палий не знал, что Мазепа, которому Карл поручил охранять тылы, уже стоял с немногими оставшимися верными ему казаками и горсткой сердюков у оседланных лошадей, готовый бежать при первом же известии о поражении.

Казаки стояли в засаде в лесу, прислушиваясь к грохоту боя.

— Пан полковник, — обратился к Савве Андрущенко, — не пора ли нам выступать? Сил нет ждать.

В ответ Савва молча покачал головой.

— Слышишь, гремит как? — сдерживая коня, тянувшегося к ветке, заговорил Семашко. — Люди же гибнут, наши люди! Не могу больше, сам поеду к гетману Скоропадскому.

Но в этот момент кто-то громко крикнул:

— Дозорные скачут, шапками машут! Пришло и наше время. Эх, и ударим же!..