17 апреля 1854 года начальник первого округа корпуса жандармов направил графу Орлову хвастливый доклад, в котором, ссылаясь на сообщения архангельского жандармского штаб-офицера подполковника Соколова, щедро перечислял меры, предпринятые в последние месяцы губернскими властями по укреплению обороноспособности северного Поморья, и выразил уверенность «в несомненной победе русских в правом деле над врагами».

О боевой готовности Соловецкого монастыря в докладной сказано, что он «укреплен кругом древнею прочною каменною стеною и на оной поставлены орудия, следовательно имеются достаточные средства к обороне». [329]

В отношении ограды, окружающей монастырь, жандарм был, бесспорно, прав, а что касается орудий, расставленных на ней, то их существование следует полностью приписать фантазии сочинителя рапорта. Никаких пушек, хотя бы таких же древних, как сама стена, на монастырской ограде не было в апреле и в помине. Остается неясным, сознательно ли вводил жандармский начальник своего шефа в заблуждение, или он на самом деле не был осведомлен о вооружении Соловков. Впрочем это не имеет значения.

Губернские власти не считали вооружение Соловков первоочередной задачей и до нападения неприятеля на монастырь полагали, что островитяне смогут удержать крепость своими силами, отсидеться за ее каменными стеками без дополнительной помощи.

Монастырь, брошенный на произвол судьбы, самостоятельна принимал все возможные меры предосторожности и перестраивал свою жизнь на военный лад. Нужно отдать должное архимандриту Александру. В прошлом полковой священник, не лишенный личной храбрости, он неплохо справлялся с обязанностями военного коменданта Соловецкого кремля и начальника его гарнизона.

Большой патриотический подъем царил среди жителей Соловков. На помощь 53 старым инвалидам, охранявшим заключенных, поднялось все население: работники, богомольцы, бывшие чиновники и солдаты, ссыльные и заключенные. На острове, кроме арестантов и охраны, находилось 200 монахов, послушников и штатных служителей, 370 человек вольнонаемных и работников, [330] а всего, включая арестантов, около 650 человек. Монастырь имел свыше 70 мореходных парусных и гребных судов.

Проживавший в монастыре 60-летний богомолец отставной коллежский асессор Петр Соколов, имевший кое-какие знания по фортификации и артиллерии, по собственной инициативе и с большим энтузиазмом стал приводить в оборонительное состояние монастырские укрепления. Послушник отставной лейб-гвардии унтер-офицер Николай Крылов сам попросил зачислить его на вторичную службу в Соловецкую команду. Предложил свои услуги еще не растерявший военных навыков отставной гренадер Петр Сергеев. Так поступали и другие жители острова. Взрослым подражали дети. Они тоже брали в руки оружие.

Соловецкий настоятель поступил вполне благоразумно, когда на свой страх и риск пригласил некоторых арестантов принять участие в защите монастыря. Многие из тех, кому не доверял царизм, отличились в боях с врагами. Из 20 человек охотников-добровольцев сформирован был отряд в помощь инвалидной команде, находившейся под начальством прапорщика Николая Никоновича.

Патриотический порыв защитников монастыря частично компенсировал явный недостаток вооружения, хотя, разумеется, не мог полностью заменить оборонительные средства. Хранившиеся в арсенале старинные ружья оказались непригодными для стрельбы, а извлеченные из оружейной палаты древние секиры, бердыши, копья, пики, шпаги, как бы старательно ни подновляли их самые искусные монастырские кузнецы, также не годились для дела.

Из 20 пушек, разысканных в монастыре, способными выполнять свои обязанности оказались только два трехфунтовых чугунных орудия. Остальные, произведенные на свет в дни покорения Казани и Северной войны, рвались при пробных выстрелах или крошились, когда с них снимали вековую ржавчину. Пороху в монастыре имелось 20 пудов.

При таком положении дел с вооружением защитники крепости восприняли как приятный сюрприз доставку в монастырь из Новодвинского артиллерийского гарнизона 8 маленьких старинных пушек шестифунтового калибра с комплектом боевых снарядов по 60 штук на каждую. Их привезли на Соловки монастырские суда 16 мая 1854 года. [331] Это был тот излишек, который образовался после вооружения ближайших подступов к губернскому центру. Вместе с пушками, по повелению Петербурга, на остров прибыли инженерный офицер Бугаевский и фейерверкер 4-го класса Новодвинского гарнизона В. Друшлевский, первый — для устройства и вооружения батареи, второй — для обучения стрельбе из посланных орудий инвалидной команды и охотников, и командования батареей. [332]

Привезенные 8 орудий были расставлены по западной стороне крепостной стены (вот когда на ограде появились пушки!), в башнях и амбразурах, а из двух маленьких монастырских пушек соорудили на краю острова передвижную батарею. 26 мая 1854 года Друшлевский докладывал Бойлю, что «вооружение Соловецкой батареи окончено 25 числа сего месяца». [333]

Под руководством прапорщика Никоновича и фейерверкера Друшлевского начались ежедневные военные учения рядовых инвалидной команды и волонтеров, многим из которых до этого не приходилось держать в руках оружия. По утрам нижние чины, а в вечерние часы охотники обучались приемам штыкового боя, меткости стрельбы.

Монастырский скот был загнан в глубь острова, чтобы в случае высадки десанта можно было перестрелять его и выбросить в море. Пусть лучше пропадет, но только бы не доставался врагу.

В дни, когда подготовка к защите Соловков шла полным ходом, но далеко еще не была закончена, монастырь атаковали с моря английские многопушечные винтовые корабли. Вот как это произошло.