Шрифт:
Но самая популярная фронтовая песня — «Помнишь, товарищ…» У нее удивительная история: мелодия написанного в тридцатых годах лирического танго «про любовь» была подхвачена в Великую Отечественную. С новыми, написанными самими воинами словами, она стала гимном альпинистских отрядов, освободивших Кавказ, скинувших с вершины Эльбруса фашистский флаг:
Помнишь, товарищ, белые снега,Стройный лес Баксана, блиндажи врага…Потом ее запели «афганцы»:
Вспомним, ребята, мы Афганистан…А здесь поют так:
Помнишь, абхазец, Гумистинский бой,Зарево пожарищ, взрывы за рекой…За войны и десятилетия некоторые строки «Баксанской» потерялись. А теперь вот вышло так, что снова пригодился старый куплет:
День придет решительным ударом —В бой с врагом пойдем в последний раз.И тогда все скажут, что недаромМы стояли насмерть за Кавказ!Всхлипывая, Ингрид утыкается мне в плечо:
— Когда-нибудь ты напишешь обо мне роман — вроде «Анжелики»…
— Я бы предпочла написать о тебе вроде «Унесенных ветром».
— А-а, потому что она тоже мужей теряла, да?..
— Нет — потому что она выстояла назло всему.
Ей всего восемнадцать: высокая, красивая, еще по-детски угловатая и грациозная, как жеребенок. Приехала из Эстонии — добровольцем, вместе с другом-латышом:
— Я в Тартусском университете на первом курсе училась, а с Каспаром мы раньше знакомы не были, только слышала от друзей, что есть такой замечательный парень, с осени в Абхазии воюет. На Новый год он приехал в отпуск, а пятого января ему исполнялось двадцать три года. Девчонки потащили меня на день рождения. И знаешь — это была любовь с первого взгляда: мы весь вечер смотрели только друг на друга. Седьмого мы в первый раз целовались. А шестнадцатого уже были здесь, в Абхазии.
— Как же Каспар тебя с собой взял?
— Он не хотел, но я сказала, что все равно приеду — лучше уж сразу вместе. Он ПТУРСист, я — медсестрой. В марте решили расписаться, назначили свадьбу на двадцатое, но пятнадцатого началось наступление…
Вернувшиеся из боя рассказали: Каспар погиб у них на глазах. Пытаясь одолеть проволочную изгородь, он был прошит автоматной очередью — тело так и осталось висеть, вытащить не удалось.
После провала наступления в Гудауте провели собрание родственников погибших. Когда кто-то из них, обезумев от горя, стал панически призывать к капитуляции перед противником, Ингрид первая демонстративно покинула зал.
Она не уехала домой — стала санинструктором черкесской группы, участвовала во всех боевых операциях. На досуге научила боевых товарищей нескольким эстонским словам и они любили приветствовать ее на родном языке: «Тере, Лапс!» — «Здравствуй, Малыш!». Однажды это услышали ребята-абхазы и безмерно возмутились: «Как ты посмел эту девочку так назвать, слушай!» Дело чуть не дошло до вооруженного конфликта, но, к счастью, недоразумение — под общий смех — разъяснилось. Дело в том, что, оказывается, по-абхазски «лапс» значит «сука». Черкесы все-таки здорово расстроились — как можно даже подумать, что они так обидят свою сестренку!
16 октября Ингрид исполнилось девятнадцать. А через несколько дней она приняла предложение Али — бойца черкесской группы. Конечно, нашлось немало желающих осудить. Не осуждали лишь друзья, те, кто знал Ингрид, Каспара и Али, кто понимал, как бесценно и безжалостно время на войне.
После провала мартовского наступления грузинская сторона отказалась выдать абхазам тела погибших солдат. Их закопали экскаватором в овраге, в районе республиканской больницы. В начале ноября руководство республики приняло решение перенести останки в один из центральных парков города, где впоследствии будет сооружен мемориал.
Эксгумация и опознание шли три дня. Между бесконечными рядами носилок с полуистлевшими останками ходили плачущие люди, пытаясь хоть по уцелевшим клочкам одежды найти близкого человека, беспомощно проклиная: «Чтобы у этого Шеварднадзе в доме каждый день такое горе было!»
На третий день Ингрид нашла Каспара.
Она узнала его сразу, откинув с носилок залитую дождем целлофановую пленку. Склонившись, плакала навзрыд, гладя то, что осталось от любимого, рукой в резиновой перчатке и в беспамятстве твердила: «Малыш, малыш, что же ты наделал!» А я тоже выла в голос, погибая от невыносимой жалости к этим несчастным детям, обнимала ее за талию и больше всего боялась, что, потеряй она сейчас сознание, упадет на него прямо лицом и не удержу ведь, не удержу…
Каспара похоронили в сухумском центральном парке, в братской могиле — Ингрид решила: «Пусть лежит вместе со своими ребятами». Гроб вместе с бойцами несли Леонид Лакербая и Отар Осия — вице-премьер и министр здравоохранения Республики Абхазия.
— Ингрид, заметь место, где его положили — напротив сосны.
— Сосна — прямо как дома… Господи, за что же это! Но я все равно ни о чем не жалею, правильно сделала, что сюда поехала — хоть два месяца с Каспаром пожила!
Через два дня Али погиб в автомобильной катастрофе.