* Сантерия – религия потомков древнего народа йоруба, живущих на Кубе и в других странах, сохранившая важнейшие африканские элементы. Она позволяет смертным напрямую говорить с божествами (оришами) и слушать их наставления. Вероучение сантерия основано на Библии и устных преданиях африканцев, сочетая элементы традиционных верований и католицизма. В сантерии сложно переплетены христианские представления о боге и политеистический пантеон ориша. – Здесь и далее примеч. пер.

– Это уже будет жульничество, – сказал он. – Если они захотят узнать больше, они знают, кто я и где меня можно найти.

Сандвичи с индюшатиной идут на ура. Верный способ обнаружить бездомного или психа в Майами – примечать людей в зимней одежде. Эти парни всегда ходят в зимнем, даже в самую лютую жару (да, в основном, это мужчины, что лишний раз говорит в пользу женщин). Я разглядываю этих людей. Тут собрались и совсем старики, которым действительно необходимо поесть, и мужики помоложе. Нищета им пока что в новинку, и, похоже, она их не слишком печалит. Но все равно это приятно: сделать что-то полезное.

– Классные ботинки, – говорит мне один из бомжей.

У меня самые обыкновенные ботинки, просто мы иногда забываем, что человек может скатиться до того состояния, когда “неубитая” обувь, которая не распадается на ходу, уже смотрится классно.

Ко мне подходит высокий чернокожий мужик. Про себя я немедленно нарекаю его Пророком. Персонаж, надо сказать, колоритный. Он носит шляпу и опирается на роскошную трость, вырезанную из какого-то темного сучковатого дерева. Его одежда разодрана так симметрично, как будто над ней поработал искусный мастер по превращению одежды в лохмотья. Лица не видно, потому что его закрывают темные очки, надетые прямо на противогаз – наиболее характерную деталь его облика. Я так думаю, вряд ли он носит противогаз, чтобы спастись от своей собственной едкой вони, от которой у меня щиплет в носу и слезятся глаза, поскольку природа в своей бесконечной милости одарила нас невосприимчивостью к собственному благоуханию. Может быть, он пытается защититься от выхлопных газов? Хотя, по-моему, это странно. Когда у тебя нет работы, нет денег, нет дома, а та одежда, которая есть, может считаться одеждой весьма условно, тебя уж никак не должна заботить чистота окружающей среды.

Он держит спину так прямо, что, глядя на него, я невольно расправляю плечи. С годами нас тянет к земле, спина гнется под грузом прожитых лет. Я даю ему сандвич с индюшатиной. Он озадаченно смотрит на сандвич, как будто это какой-нибудь заводной кролик.

Сандвич с индюшатиной предельно прост в приготовлении – индюшатина, зеленый салат, помидор, хлеб и масло, – но получается вкусно. Лично мне нравится. Белый парень с аф-ропрической и в черном пальто (хотя под пальто он практически голый) спрашивает, с чем сандвич.

Я отвечаю:

– С индюшатиной.

– А я хочу с ветчиной, – говорит он.

Интересно, а у Христа были такие же проблемы с рыбами и хлебами? Народ капризно кривился и требовал сыра и буженины?

Велико искушение ответить этому парню в стиле моего прежнего босса, мистера Ансари: “Жить хочешь? Вот и бери, что дают, пока я добрый”. Но я так не могу. Я даю ему другой сандвич. Он тоже с индюшатиной, но так плотно завернут в пленку, что сразу и не поймешь, что там внутри.

– Вот, пожалуйста, – говорю я.

Он идет прочь, даже не развернув сандвич. Говори людям то, что им хочется услышать. Долго этот прием не работает, но в первое время срабатывает безотказно.

Только один из бомжей говорит нам “спасибо”. Он говорит:

– Классный сандвич.

Молоденький мальчик, он совсем не похож на бомжа. Он похож на измученного студента, у которого нет средств, чтобы нормально питаться.

– Эй, Глист, – окликает его тот парень, которому понравились мои ботинки. – Ты чего там застрял? Пошли!

Я с удивлением вижу, что к нам приближается Пройдоха Дейв. Он тоже слегка удивился, увидев меня.

– Его здесь нет, – говорит иерофант Дейву.

Как я и подозревал, Пройдоха Дейв знает всех в городе.

Судя по напряженному выражению Дейва, он очень не хочет пускаться в пространные объяснения, зачем он здесь. Поэтому я и не спрашиваю.

– Как жизнь?

– Неплохо. Как у тебя?

– Замечательно, – говорю я. Иерофант уже раздает последние сандвичи. – Кстати, хотел у тебя спросить… Ты, случайно, не знаешь каких-нибудь не очень честных врачей?

Я уверен, что Дейв таких знает.

– Нет, – отвечает он. И больше не говорит ничего.

Как-то он подозрительно быстро сказал это “нет”. Мне бы хотелось услышать что-нибудь вроде: “Э… надо подумать” или “Может быть…”

– Ты не знаешь ни одного не особенно честного врача?

Вообще это глупо: переспрашивать человека, когда он только что дал тебе четкий и ясный ответ, – но я на собственном опыте убедился, что если задать тот же самый вопрос несколько раз подряд, иногда можно добиться ответа, более-менее близкого к тому, который тебе изначально хотелось услышать. Скажем, с четвертой попытки.