Немного поколебавшись, Арманский добавил:

— Я здесь лучше всех знаю Саландер. Это значит, что вы можете считать меня причастным к этому делу и в случае надобности допросить.

Пройдя по коридорам, Соня Мудиг вошла в комнату для допросов в тот самый момент, когда перестали скрипеть стулья. Она села рядом с Бублански, который собрал на совещание всю следовательскую группу, включая начальника предварительного следствия. Ханс Фасте, председательствовавший на совещании, бросил на нее раздраженный взгляд и начал вступительное слово.

Он по-прежнему занимался тем, что разбирался в многолетних столкновениях социальных служб с Лисбет Саландер. Этот след он называл психопатическим, и ему удалось собрать действительно впечатляющий по объему материал. Ханс Фасте откашлялся:

— Здесь с нами доктор Петер Телеборьян — главный врач психиатрической клиники Святого Стефана в Уппсале. Он любезно согласился приехать в Стокгольм, чтобы помочь расследованию своим знанием личности Лисбет Саландер.

Соня Мудиг перевела взгляд на Петера Телеборьяна. Это был курчавый человек небольшого роста с очками в стальной оправе и маленькой бородкой-эспаньолкой, одетый в свободном стиле: в бежевую вельветовую куртку, джинсы и рубашку в полосочку с застегнутым воротом. У него были резкие черты лица, во всем облике угадывалось что-то мальчишеское. Соня знала Петера Телеборьяна в лицо, так как они уже встречались по другим деловым поводам, но ни разу не разговаривали. На последнем семестре в Высшей школе полиции он вел у них курс о психических нарушениях, затем она сталкивалась с ним на курсах по повышению квалификации, где он читал лекции о психопатии и психопатическом поведении у подростков. В другой раз она присутствовала как слушательница на судебном процессе одного серийного убийцы, на котором Петер Телеборьян выступал в качестве эксперта. На протяжении нескольких лет принимая участие в публичных дебатах, он стал одним из самых известных психиатров страны. Он славился тем, что непримиримо боролся со стремлением правительства урезать средства на закрытые психиатрические учреждения, в результате чего часть из них была ликвидирована и люди, страдающие явными психическими расстройствами, оказались выброшены на улицу с перспективой стать бездомными, создающими проблемы для общества. После убийства министра иностранных дел Анны Линд [59] Телеборьян стал членом государственной комиссии, занятой повышением уровня психиатрической помощи в стране.

Петер Телеборьян кивком поприветствовал присутствующих и налил себе минеральной воды в пластиковый стаканчик.

— Посмотрим, чем я могу быть полезен, — начал он осторожно. — Я страшно не люблю выступать в качестве ясновидящего в связи с подобными делами.

— В качестве ясновидящего? — переспросил Бублански.

— Ну да! В ироническом смысле. В тот самый вечер, когда произошло убийство в Энскеде, я как раз выступал на телевизионных дебатах в одной из программ и говорил там о бомбе замедленного действия, которая сейчас где-то тихонько тикает в нашем обществе. Это ужасно. В тот момент я, конечно, не имел в виду именно Лисбет Саландер, но привел ряд примеров (разумеется, анонимных) из числа пациентов, которые, несомненно, должны бы находиться в стенах закрытого лечебного заведения, а не расхаживать на свободе по улицам. Я бы сказал навскидку, что вам, полицейским, только в этом году придется расследовать по крайней мере полдюжины случаев преднамеренных или непреднамеренных убийств, совершенных кандидатами в пациенты этих учреждений.

— И вы думаете, что Лисбет Саландер входит в число этих безумных? — спросил Ханс Фасте.

— «Безумные» — не то слово, которое следовало бы в этом случае применять. А так — да! Она относится к числу тех несчастных, от кого отвернулось общество. Она, без сомнения, принадлежит к индивидам с теми расстройствами, при которых я, будь моя воля, не позволял бы им смешиваться с остальным обществом.

— Вы считаете, что ее надо было посадить за решетку, прежде чем она совершит преступление? — спросила Соня Мудиг. — Это как-то не очень согласуется с принципами правового общества.

Ханс Фасте нахмурился и метнул на нее недовольный взгляд. Соня Мудиг не понимала, почему Ханс Фасте всегда против нее ощетинивается.

— Вы совершенно правы, — согласился с ней Телеборьян. — Это не согласуется с нормами правового общества, по крайней мере, в той форме, в какой оно существует сейчас. Здесь приходится балансировать между уважением к человеческой личности и заботой о тех, кто может стать потенциальными жертвами психически больного человека. Тут не бывает двух одинаковых случаев, и, принимая решение, нужно к каждому пациенту подходить сугубо индивидуально. Разумеется, психиатры тоже иногда могут ошибиться и выпустить на волю человека, которому совершенно не место на улицах города.

— Сейчас в связи с нашим делом нам, наверное, не стоит углубляться в вопросы социальной политики, — осторожно вмешался Бублански.

— Верно, — кивнул Телеборьян. — Сейчас мы обсуждаем отдельный частный случай. Но позвольте мне сразу сказать: важно учитывать, что Лисбет Саландер — больной человек, которому так же необходима медицинская помощь, как при зубной боли или пороке сердца. Ее можно вылечить, и она бы вылечилась, если бы получала необходимую помощь, пока ее болезнь не вошла в необратимую фазу.

— Итак, вы были ее лечащим врачом, — сказал Ханс Фасте.

— Я только один из многих, кому приходилось иметь дело с Лисбет Саландер. Она была моей пациенткой в раннем подростковом возрасте, и я входил в группу специалистов, которые давали о ней медицинское заключение, перед тем как в возрасте восемнадцати лет она была признана недееспособной.

— Вы могли бы рассказать нам, что она собой представляет? — попросил Бублански. — Что могло побудить ее отправиться в Энскеде и убить там двух совершенно ей незнакомых людей и что толкнуло ее на убийство своего опекуна?

Петер Телеборьян громко рассмеялся:

— Нет, этого я не могу сказать. Я уже несколько лет не мог следить за ходом ее болезни и не знаю, до какой степени развился психоз. Зато я могу сказать другое: я сомневаюсь, что пара из Энскеде была ей незнакома.

— Почему вы так думаете? — поинтересовался Ханс Фасте.

— Одно из слабых мест в деле Лисбет Саландер заключается в том, что ее диагноз так и не был окончательно установлен. А это, в свою очередь, произошло потому, что она не шла навстречу тем, кто ее лечил. Она все время отказывалась отвечать на вопросы и участвовать в том или ином лечебном мероприятии.