— Похоже, что тебе, как и мне, было не оторваться от этого чтения.

— Соня… Как ты понимаешь то, что тут происходит?

— У меня такое впечатление, что Гуннар Бьёрк, занимающий выдающееся место в списке клиентов, отправил Лисбет Саландер в дурдом, когда она попыталась защитить себя и свою мать от сумасшедшего убийцы, которому покровительствовала Служба безопасности. В этом ему помогал, в частности, Петер Телеборьян, на заключение которого мы в значительной степени опирались при оценке ее психического здоровья.

— Но это же совершенно меняет все представление о ней!

— Это многое объясняет.

— Соня, ты можешь заехать за мной завтра в восемь часов?

— Конечно могу.

— Мы съездим в Смодаларё и поговорим с Гуннаром Бьёрком. Я разузнал о нем. Он находится на больничном по причине ревматизма.

— Я с нетерпением буду ждать встречи с ним.

— По-моему, нам придется полностью пересмотреть наше представление о Лисбет Саландер.

Грегер Бекман украдкой взглянул на жену. Эрика Бергер стояла у окна гостиной и глядела на водную гладь. В руке у нее был мобильник, и Грегер знал, что она ждет звонка Микаэля Блумквиста. Вид у нее был такой расстроенный, что он подошел и обнял ее.

— Блумквист взрослый мальчик, — сказал Грегер. — Но уж если ты так беспокоишься, то позвонила бы лучше в полицию.

Эрика Бергер вздохнула.

— Это надо было сделать уже несколько часов назад. Но не это меня так расстраивает.

— Мне следует об этом знать?

Она кивнула.

— Расскажи.

— Я скрывала от тебя. И от Микаэля. А главное, от редакции.

— Скрывала?

Она обернулась к мужу и рассказала ему, что ее пригласили работать главным редактором в «Свенска моргонпостен». Грегер Бекман удивленно вскинул брови.

— Не понимаю, почему ты об этом не рассказывала, — сказал он. — Это же для тебя просто здорово! Подарок судьбы!

— Наверное, потому, что я чувствую себя предательницей.

— Микаэль поймет. Для каждого человека когда-то приходит время сделать следующий шаг. И теперь это время настало для тебя.

— Я знаю.

— Ты действительно уже решила?

— Да, я решила. Но у меня не хватило духу рассказать кому-нибудь об этом. И потом, у меня такое чувство, что я ухожу в самый неподходящий момент.

Он покрепче обнял жену.

Драган Арманский потер глаза и выглянул в окно. За окном реабилитационного центра в Эрставикене стояла тьма.

— Нужно позвонить инспектору Бублански, — сказал он.

— Нет, — возразил Хольгер Пальмгрен. — Ни Бублански, ни вообще кто бы то ни было из людей, облеченных властью, ни разу и пальцем для нее не шевельнул. Так оставьте ее самостоятельно разбираться со своими делами.

Арманский внимательно посмотрел на бывшего опекуна Саландер. Он все еще находился под впечатлением поразительных изменений к лучшему, которые произошли в состоянии Пальмгрена со времени их последней встречи в рождественские праздники. Речь его по-прежнему оставалась невнятной, зато глаза ожили и заблестели по-новому. Кроме того, у Пальмгрена появилась злость, которой Арманский раньше никогда за ним не замечал. В этот вечер адвокат поведал ему в деталях всю историю, которую восстановил Блумквист, и Арманский пришел в ужас.

— Она же попытается убить своего отца!

— Возможно, — спокойно согласился Пальмгрен.

— Или, наоборот, Залаченко убьет ее.

— И это возможно.

— А мы будем тут спокойно ждать?

— Драган! Вы хороший человек, но что там сделает или не сделает Лисбет Саландер и останется ли она жива или умрет — это не ваше дело.

Пальмгрен развел руками. К нему внезапно вернулась давно утраченная координация движений. Казалось, будто драматические события последних недель вдохнули в него новые силы.

— Я никогда не испытывал симпатии к людям, которые решают все сами без суда и следствия. Но с другой стороны, я не встречал ни одного человека, у которого было бы для этого столько оснований, как у нее. В ее случае это веление судьбы, так судил рок задолго до того, как она родилась. Нам с вами остается только решить, как мы встретим Лисбет, если она вернется.

Арманский огорченно вздохнул и покосился на старого адвоката.

— А если следующие десять лет она проведет в «Хинсеберге», [89] то она сама сделала этот выбор. Я же по-прежнему останусь ее другом.

— Я никогда не подозревал раньше, что у вас такой либертарианский [90] взгляд на жизнь.

— Раньше у меня его не было, — сказал Хольгер Пальмгрен.

Мириам By лежала в кровати, уставясь глазами в потолок. Рядом с ней горел ночник, тихо играло радио. Передавали «On a Slow Boat to China». [91] Вчера она очнулась в больнице, куда ее привез Паоло Роберто. Она то спала, то вдруг беспокойно просыпалась. Врачи говорили, что у нее сотрясение мозга. В любом случае ей требовался покой. Кроме того, у нее были сломан нос и три ребра и все тело было изранено. Левая бровь так распухла, что глаз стал похож на узкую щелочку. Она не могла пошевельнуться, так как каждое движение отдавалось болью. Болела и шея, поэтому ей на всякий случай надели ортопедический воротник. Доктора заверили ее, что она полностью восстановится.