Шрифт:
— Всю жизнь. Нелегко было одной растить троих детей. А помогать не разрешала. Упрямая, как ты.
— Как я? Но я вовсе не упрямая.
Донни засмеялся, взял ложку и принялся аккуратно выкладывать тесто в проложенные бумагой углубления формы для выпечки.
— И что же здесь смешного? Я не упрямая. Во всяком случае, по сравнению с другими людьми.
— Как скажешь.
Сью Эллен показала на форму:
— Смотри, здесь же еще есть место.
— Доверху не надо наливать.
— Где об этом говорится?
Донни поднял пачку из-под смеси:
— Вот здесь. В инструкции.
Мелкий шрифт сливался, даже в контактных линзах невозможно было прочитать. А надевать очки не хотелось, потому что Расс как-то сказал, что не любит женщин в очках. В Сиринити-Фоллз, в офтальмологическом центре, еще остались кое-какие связи. Может быть, стоит снова проверить зрение?
— Теперь остается только ждать и втыкать зубочистки? — Сью Эллен выдвинула ящик кухонного стола в поисках пачки острых палочек.
— Подожду вместе с тобой, чтобы удостовериться, что все идет как положено.
Сомнительное заявление.
— Значит, считаешь меня полной дурочкой? Не способной даже испечь кексы?
— Нет. Считаю тебя удивительной.
— Черт возьми, так оно и есть на самом деле. — Сью Эллен подбоченилась и взглянула гордо, даже слегка воинственно. — Попрошу не забывать.
— Ты незабываема, Сью Эллен.
— Верно, — подтвердила она, принимая известие как несомненный факт, — потому что в мехе ламы вижу лицо Иисуса.
— Нет, потому что отличаешься жизнерадостностью и способностью заражать азартом окружающих.
— Заражать? Как гриппом?
— Нет, как вирусом счастья.
— Получается, что я заставляю людей смеяться? Как клоун?
— Этого я не говорил, — растерянно пробормотал Донни.
— Нет уж, продолжай, пожалуйста! Говори все! Расскажи, как надо мной потешается весь город!
— Кто посмел сказать такое? — прорычал Донни. — В порошок сотру всякого, кто посмеет плохо о тебе отозваться.
— Почему?
— Потому! — Донни уставился в пол и внезапно покраснел. — Сама знаешь.
— Что знаю?
— Знаешь о моих чувствах.
— К кому?
— К тебе.
— Конечно. — Сью Эллен похлопала его по плечу. Сделать это оказалось несложно, так как они были почти одного роста. — Мы же давние друзья.
— Больше чем просто друзья.
— Ну ладно, давние добрые друзья.
Донни вздохнул:
— Что ж, и на том спасибо.
— А ты действительно считаешь, что способен научить меня печь грандиозные кексы? Тогда Расс наконец-то сможет мной гордиться.
— Он уже сейчас должен чертовски тобой гордиться.
Сью Эллен печально покачала головой:
— Он же известный в городе человек. Пользуется всеобщим уважением. Скоро и я буду пользоваться уважением. Когда получу лицензию торговца недвижимостью и научусь печь кексы.
— А почему тебя так волнует его мнение?
— Потому что он — мужчина моей жизни.
— О, я и не думал, что между вами все так серьезно.
— Очень серьезно. Тебя удивляет? С какой стати? Не веришь, что респектабельный мужчина может интересоваться женщиной вроде меня?
— Уверен, что любой мужчина должен почитать за счастье возможность оказаться рядом с тобой.
— О, спасибо! — Сью Эллен фамильярно ткнула Донни локтем в бок. — Настоящий друг.
— Да, это я. Настоящий друг.
Невеселый тон Донни слегка удивил, но раздумывать было некогда: зазвенел таймер. Не до переживаний. Главное — это кексы.
Лина с трудом выдерживала напряжение. Воскресная газета вышла утром и представила Коула в качестве одного из самых сексуальных холостяков штата. Сейчас, во второй половине дня, он уже наверняка узнал новость. Кто-нибудь непременно рассказал, ведь газета разгуливает по городу уже целых полдня. Так почему же Фланниган не барабанит в дверь и не требует немедленного отмщения? Почему даже не звонит?
Скорее всего, отбивается от звонков соискательниц — ведь теперь он на пике славы. Не впервые парень бросает ее, едва добившись известности. На обочинах дороги к успеху валяется немало покрытых синяками и ссадинами тел. Одно из многих — ее собственное.
Не то чтобы Коул мог ее бросить в традиционном понимании отношений между мужчиной и женщиной. Она ведь всего-навсего сотрудница, подчиненная. Подчиненная, которую целовал начальник.
Всю неделю он упорно строил из себя крутого парня. Ничего личного, только работа и снова работа. Наверное, все еще дулся на презрительное замечание о Рок-Крик.