Что было на самом деле? Неизвестно, велась ли стенографическая или магнитная запись встречи. Наверняка велась, но доступа к стенограмме нет. В этом, как полагают исследователи, заинтересованы обе участвовавшие во встрече стороны. Серьезного разговора не получилось, в течение полутора часов велась перебранка.

О ее характере дают представление записи, сделанные Г. Х. Шахназаровым, помощником Горбачева. Еще не остывший от встречи с триумвиратом, союзный президент в половине пятого дня собрал своих советников. Предстояло обсудить, как реагировать на беловежский сговор.

Взвинченный несговорчивостью и упрямством российского президента, Горбачев то и дело возвращался к эпизодам разговора, состоявшегося в этих стенах три часа назад. По рассказу союзного президента, Ельцин оправдывался тем, что Кравчук отклонил все предложенные ему варианты, обговоренные с Горбачевым накануне отъезда Ельцина в Минск. Отверг заключение договора на 4–5 лет, не согласился с идеей ассоциированного членства Украины. Наверное, оглушительная победа на выборах, избрание президентом совсем вскружили голову честолюбивого хохла.

«Начал упрекать меня за то, что трижды в день переговариваюсь с Руцким», — делился Горбачев обидными деталями из встречи с Ельциным. Именно тогда, будучи на Алтае, Руцкой раскритиковал правительство Бориса Ельцина, назвав его «мальчиками в розовых штанишках». «Я возразил, что это обычный разговор у нас внутри, в Союзе, — рассказывал далее Горбачев. — А вот Президент России несколько раз в день переговаривается с американским президентом».

Ельцин после этих слов Горбачева вспылил:

— Будете так продолжать, я ухожу!

— От государства не уйдешь, — сказал ему Горбачев. — Вы собрались втроем. А кто вам дал такие полномочия? Госсовет не поручал, Верховный Совет не поручал, народ окончательно запутали.

— Ничего, — ответил Ельцин. — Содружество будет работать. А вы вот всем недовольны.

Далее, по словам Горбачева, записанным его помощником, Михаил Сергеевич постарался доказать полную несостоятельность Минского соглашения. Ельцин хватался за сердце.

— Знаешь, Борис, это товарищеский разговор, — увещевал союзный президент, — я тебе привожу все доводы, которые будут приводиться другими. Нужен референдум, пускай народ решает.

— Выдвигайте свои позиции, только не надо личной брани, — насупился Ельцин.

— Никогда этим не занимаюсь, — оскорбился Горбачев.

Забыл, наверное, Михаил Сергеевич, «молотилку», которую он устроил Борису Николаевичу на пленуме ЦК в октябре 1987 года. Ну, да ладно, что было, то быльем поросло.

Полуторачасовая встреча, как и ожидалось, положительного результата не дала. Наоборот, всколыхнула старые обиды, посыпала солью незарубцевавшиеся раны. То, что консенсуса достичь не удалось, было видно и по хмурому виду Назарбаева, который, выйдя из кабинета союзного президента, сразу же отправился на аэродром. Единственный свидетель тяжелого разговора пока хранит молчание.

«Адекватные меры»

Со смешанным чувством горечи и грустной улыбки воспринимаются сегодня те «адекватные» меры, которые предпринял союзный президент в ответ на решение «пущистов», фактически распустивших Союз и оставивших без работы главу государства.

— Где мне работать теперь, может, в Интерфакс пойти? — пошутил он 12 декабря на встрече с журналистами.

Если в каждой шутке есть доля правды, то в этой — тем более.

Будущие летописцы, отслеживая хронику событий в Кремле после того, как там стало известно о сходке «пущистов», наверное, обратят внимание на круг лиц, к которым апеллировал союзный президент. Его постоянными слушателями были в основном зарубежные журналисты. Перед ними он возмущался, негодовал, давал волю эмоциям.

Увы, внимать президенту Лиру, за исключением циничной пишущей братии, было некому. Кому было ставить задачи, с кем советоваться, от кого ждать разумных предложений? Политбюро он распустил, самые близкие соратники, на которых мог опереться и у которых были реальные рычаги власти, сидели в «Матросской тишине». Госсовет, состоявший из союзного президента и руководителей республик, развалился. Девятого декабря удалось встретиться лишь с Муталибовым и Набиевым. О полновесном заседании не могло быть и речи.

Десятого декабря в печати появилось заявление Горбачева. Президенту все еще великой державы не было к кому обратиться, поскольку у него не оставалось ни одной властной структуры. Официальное заявление главы государства адресовалось всем и в то же время никому конкретно.

Трудно поверить, но в заявлении отмечались некоторые… позитивные моменты беловежских решений. В частности, участие Украины, признание необходимости сохранения единого экономического пространства. И это называлось «поставить все точки над «и», прямо и без обиняков сказать о роли Кравчука и других участников минских соглашений»?