Откуда-то присеменила старенькая бабушка в ярком цветастом халате. В руках она несла поднос, на котором стояли две пиалы.

— Давай, Петя, и в самом деле помянем Рустама Махмудова, — негромко предложил Вячеслав. — Что ни говори, а нам он здорово помог.

Мезенцеву сейчас было до того плохо, что он просто не знал, что же делать, что предпринять. А что мужчина делает в таких случаях? Ищет истину в вине…

— Сволочи вы, — тоскливо произнес он, но пиалу взял, ту, что была ближе к нему. Она была едва не до краев наполнена водкой. — Гады и мерзкие сволочи.

Самойлов не удивился.

— Может быть, ты и прав, — кивнул он и тоже взял пиалу. — Посмотрим, что по этому поводу ты скажешь когда-нибудь потом — завтра или через десять лет.

— То же самое, — буркнул Мезенцев и опрокинул пиалу себе в рот.

Вячеслав пить не стал. Он просто смотрел, как офицер покачнулся и тяжело осел на бетон двора.

Петр проснулся резко, будто от толчка. Раскрыл глаза. И удивленно огляделся.

Он сидел в кресле самолета. Откуда-то издалека ровно гудели двигатели. В иллюминаторе чуть серело небо — так бывает на рассвете.

— Очухался?

Петр повернул тяжелую голову на голос. Рядом с ним сидел подполковник с танковыми эмблемами на погонах. Он смотрел на Мезенцева одновременно с осуждением и с пониманием, что подобное может приключиться едва ли не с каждым.

— Где я?

Вопрос звучал хрипло и глупо. Но Мезенцева сейчас это интересовало больше всего.

— Ну ты даешь! — коротко хохотнул подполковник. — Не видишь, что ли? В самолете!

Петр попытался еще что-то сказать, но во рту было кисло и шершаво. Потому он сначала прокашлялся и только тогда поинтересовался:

— А куда мы летим?

Сосед рассмеялся.

— А куда тебе надо? — с неподдельным любопытством спросил он. — Или ты и сам не помнишь?

Что на это мог ответить Петр? Он абсолютно ничего не помнил с того момента, как взял в руку пиалу во дворе у Вячеслава.

— Куда мы летим? — повторил он вопрос, надеясь, что подполковнику надоест над ним подтрунивать.

— В Киев, — смилостивился тот. — В Борисполь. Это тебя устраивает?

Значит, тот бандит и в самом деле не соврал, отправил его домой. Но зачем?

— Вполне, — кивнул Петр тяжелой головой.

В проходе показалась стюардесса.

— С добрым утром, — насмешливо сказала она. — Ну и как, выспались?

Мужчина, пробудившись после похмельного сна, всегда испытывает дискомфорт. Потому Мезенцеву было стыдно перед всеми.

Как он попал-то в самолет?

— Выспался, спасибо, — выдавил он из себя.

— Вот, ваши друзья вам оставили… — стюардесса протянула ему бумажный пакет, туго перетянутый шпагатом.

Петр попытался развязать бечевку. Не получилось. Тогда он просто надорвал бумагу. И под двумя взглядами — насмешливо-понимающим и недоумевающе-алчным — извлек из бумаги бутылку коньяка.

— Вот это да! — восхищенно проговорил подполковник. — Вот это я понимаю: значит, друзья!

— Там и закусить вам что-то найдется, — подсказала стюардесса. — А стаканчики я сейчас принесу.

В Мезенцеве вдруг пробудился джентльмен.

— Вы и себе стаканчик прихватите, — порекомендовал он девушке.

— Мне нельзя, у нас с этим строго, — твердо отказалась она. — Да и все это, — показала она на пакет, на бутылку, на тонко нарезанную колбасу в полиэтилене, на шоколад и пластмассовые бутылочки с напитком, также оказавшиеся в пакете, — тоже мы должны пресекать…

Петр глядел на нее с недоумением:

— А что ж это ко мне такая милость?

Девушка еще раз усмехнулась, однако ничего не ответила. И пошла в рабочий отсек, привычно покачивая бедрами.

Подполковник тоже хотел выпить. И не считал нужным это скрывать. Он откинул столик перед собой, потом помог откинуть и Мезенцеву. Разорвал полиэтилен, разложил закуску. Из своего портфеля достал две баночки напитка «Сиси» и пачку югославского печенья, которыми были завалены магазины Военторга в Афганистане. Тут и стюардесса подошла, принесла стаканы. Три.

— Только мне чуть-чуть, — сказала она негромко. И добавила, оправдываясь — Только потому, что все пассажиры спят…

Когда она отошла, отмякающий от вчерашнего Петр спросил у соседа:

— А как я сюда попал?

— О, это была картина! — весело рассказывал подполковник. — Посадка уже закончилась. Вдруг, значит, вносят тебя. Тащат двое узбеков, а сзади милиционер идет, сопровождает тебя, чтобы, значит, никто тебя не обидел. Стюардесса попыталась было что-то, значит, вякнуть, но тут из-за милиционера появляется еще один парень, русский по внешности. И говорит, что ты, значит, из Афганистана, что вы с ним, значит, вместе воевали и кровь мешками проливали, что вы, значит, вчера встретились, что ты, значит, домой, к жене летишь. А сам этой самой стюардессе бумажку, значит, «стольник», в руку сует. Присмотрите, говорит, за ним, а сам ее в тамбур, значит, тянет. А ты лыка не вяжешь. Эти узбеки усадили тебя, значит, на место, потом этот парень русский ко мне подходит и говорит: вы, говорит, значит, военный, так уж из военной солидарности не ругайтесь и присмотрите за ним. И еще говорит: вот, значит, его «дипломат», так вы, говорит, ему потом отдадите, когда он проснется.