–  Нет, конечно, Вы не должны, - Инне все труднее было скрыть свое волнение, руки предательски дрожали, а голос то и дело срывался на совершенно неподходящий для ее статуса тембр.
– Но Вы могли бы… Мы ведь принесли Вам свои извинения… Было бы замечательно, если бы Вы…

–  Инна Павловна, - перебил ее запинающуюся речь собеседник; он облокотился на стол, слегка подавшись вперед.
– Так что же вам мешает отпустить девушку?

–  Она устроила драку… - неуверенно начала Светлова, нервно моргая.

–  Это была самооборона, - парировал Стикс, - я лично сидел за столом и видел все происходящее так же хорошо, как сейчас вижу Вас.

–  Но… Вы же понимаете, у нее целый список нарушений, за каждое из которых можно попасть на скамью подсудимых, - майор не сдавалась, будучи твердо уверенной в своей правоте.

–  Что ж, - собеседник вздохнул и поднялся с кресла.
– Я понимаю. Так мне можно идти?

–  Д-да… - пробормотала Инна, чувствуя как почва уходит у нее из-под ног в прямом и переносном смысле. На нее рассчитывало все начальство, а она… она не справилась!

–  Прощайте, - Стикс бросил быстрый взгляд на возвращенные ему в целости и сохранности часы и размеренной походкой направился к двери.

–  Стойте!
– воскликнула Светлова, вскочив.
– А если, если я отпущу девушку? Тогда Вы подпишите бумагу?

Ее глаза были широко открыты, а губы чуть заметно подрагивали. Повисшее в кабинете молчание, как ей показалось, длилось вечность. Наконец Стикс задумчиво произнес, глядя на собеседницу прищуренными глазами:

–  Хм… И когда Вы ее отпустите?

–  Улаживание всех формальностей займет минут 30-40.

–  Что ж, хорошо, - он широко улыбнулся ей и, вернувшись к столу, поставил свою размашистую подпись на документе, подтвердив тем самым отсутствие претензий со своей стороны к отделению милиции, в котором его продержали всю ночь.
– Только ради Вас.

–  Спасибо, - облегченно вздохнув, ответила Инна, пряча дрожащими пальцами долгожданную бумагу в ящик своего стола.
– А эта девушка, кто она Вам?

–  Мне?
– Стикс на мгновение задумался, - Источник… эээ… источник неприятностей, - на его лице появилась довольная усмешка.
– Всего доброго, госпожа следователь.

Молодой сержант, получив соответствующий приказ от следователя, сопроводил Женю к выходу и, распахнув большую, тяжелую дверь перед ее носом, проговорил на прощание:

–  Желаю больше к нам не попадать.

–  Это уж точно, - вздохнув, отозвалась девушка и, перешагнув порог, выбралась на улицу.

Утренняя свежесть ударила ей в лицо вместе с порывом теплого июльского ветра. Набрав полные легкие воздуха, девушка улыбнулась и тут же застонала от боли: дала о себе знать разбитая губа.

–  Ну здравствуй, Евгения, - услышала она совсем рядом негромкий мужской голос.

–  Это ты что-ль, благодетель?
– хмуро взглянув на незнакомца, преградившего ей путь, спросила собеседница.

–  Допустим, - Стикс закурил, это была уже восьмая сигарета за время, которое он провел, стоя здесь и ожидая ее выхода.

–  Ну ясно, - вяло пробормотала девушка, обходя его высокую фигуру сбоку.
– Спасибо и пока!
– она прибавила шагу, двигаясь в направлении проезжей части.

–  И это вся твоя благодарность?
– он шел следом за ней, не отставая ни на шаг.

–  Знаешь что?
– Женя остановилась, чувствуя, как внутри нее закипает раздражение и, высоко задрав голову, уставилась на своего назойливого спутника, сердито глядя в его прищуренные серые глаза с крошечными черными точками зрачков.

–  Что же?
– выпустив изо рта очередное кольцо дыма, спросил Стикс.

–  Пошел к черту!

Она резко повернула в сторону ближайшей остановки и, не долго думая, заскочила в закрывающиеся двери первого попавшегося автобуса. Сквозь боковое окно девушка видела, как ее недавний собеседник продолжает спокойно курить, стоя на тротуаре и задумчиво глядя вслед уезжающему автобусу.

–  Псих, - выдохнула Женя, опускаясь на свободное сиденье. В голове быстрой вереницей проплыли воспоминания вчерашнего дня, а вместе с ними на глаза навернулись большие прозрачные слезы.
– Псих, который уже дважды меня спас…

Медленно расхаживая вдоль высоких книжных полок, Стикс задумчиво разглядывал яркие глянцевые обложки многочисленных литературных произведений, пестрота и обилие которых приводили его в некоторое замешательство.