Думается, маститый писатель в полемическом задоре пошел на подмену понятий: развращает не богатство, а та легкость, с которой можно нарушать любой природоохранительный закон: «Ставят от трех до пяти ловушек на лосей, до тысячи капканов на соболя, выбивают оленя... Волосы дыбом!

Природа очень ранима: из 100 синичек в год погибает 7-8 птичек, потому что эта птица не научилась поворачиваться к ветру головой и быстро заболевает воспалением легких. А тут еще хищным зверем на природу обрушивается человек. Люди... грузят свои вездеходы, мотоциклы, «уазики» «газики» на баржу – и вся эта армада несется в лес. Я, – сокрушается писатель, – как-то пролетал над тайгой на вертолете, вниз больно было глядеть: вся эта моторизованная братия расползается по тайге, как тараканы. Обогащаться!»

И тут же писатель противоречит сам себе. Оказывается, до обогащенья далеко: «Мотор «Вихрь» больше двух тысяч стоит, бочка бензина – 1000 рублей, гайка какая-нибудь нужна – две сотни, а то и больше гони». Выходит, преступать закон вынуждает самый заурядный дефицит, приведший к скачку цен, а не стремление к богатству. Писатель с этими «обогащающимися» готов даже примириться, они хоть что-то делают, шевелятся. А вот тех, что бахвалятся бедностью и пальцем о палец не стукнут, чтоб не ходить под ее знаменами, развращенных сиденьем на печке, а потому бедных, Астафьев просто не приемлет. Благодаря лежебокам пришли «судороги»: мы откатились назад в тринадцатый, даже нет – в девятый век... Надо все равно работать» («Рабочая трибуна», 30 ноября, 1991 г.).

У любителей собак есть примета: собаку, если ты хочешь, чтобы новый хозяин относился к ней по-человечески, ни в коем случае нельзя дарить, можно только продать, хоть за пятиалтынный. Тогда она – это отложится в подсознании – будет приобретена, а не достанется даром. Новый владелец станет бережнее к ней относиться. То же самое касается и к любой другой живности. Психологически этот феномен (пятиалтынный – 15 копеек – разве деньги?) легко объясним: запоминается сам факт столь выгодной сделки, на животное смотрят не как на подачку, а как на покупку.

Мудрые люди придумали и продумали этот обычай. Они учли, что все бесплатное разорительно. Бесплатная медицинская помощь привела нас к провалу здравоохранения, снижению продолжительности жизни. Не будем касаться того аспекта проблемы, что медицина требовала ассигнований из бюджета, была бесплатной лишь номинально. Мы на весь белый свет раструбили о бесплатности медобслуживания как об огромном социальном завоевании, не подозревая, что тем самым ввергли народ в беду.

Есть такая пословица: дорого – мило, дешево – гнило. Наша бесплатная медицина сгнила на корню, это было запрограммировано установкой на, так называемую, бесплатность. Это могло себе позволить – но не позволило! – только богатое государство, даже очень, очень богатое.

Шел разврат народа бесплатностью, к медицине стали относиться потребительски. В России дореволюционный врач, особенно сельский или провинциальный, был фигурой (чеховский Ионыч тому подтверждение), жил в достатке. Советский врач брался за пять-шесть ставок, ему спать было некогда, зарплата шла нищенская. Ни о каком повышении квалификации, росте – и речи не велось. Наши врачи-эмигранты на Западе абсолютно не котируются.

Известен случай: уехала дама с дипломом доктора медицинских наук, в Штатах с трудом устроилась мойщицей посуды в ночном кафе. То-то было радости нашим контрпропагандистам, когда факт этот стал достоянием гласности: вот он, хваленый капиталистический рай, вот как издеваются над такой величиной, как пренебрежительно относятся к советскому диплому, выданному Высшей аттестационной комиссией! Вот они, права человека по-американски!

Но американцы действительно боролись за права человека. Они выяснили: диплом доктора медицины есть, доктора – нет. Сановную даму никак нельзя допускать к врачебной деятельности. Это было предельно гуманное решение, защищающее именно право человека на лечение – но только не неучами.

У нас появилась многомиллионная категория любителей побездельничать за казенный счет: получить больничный, лечь в больницу было легче легкого. Предрасположенный к радикулиту ехал на рыбалку или охоту, не принимая никаких мер предосторожности, потом месяц-два бюллетенил. За пренебрежительное отношение к своему здоровью расплачиваться он заставлял государство: по больничному ему платили сто процентов, к нему домой приходил врач, медсестры, массажистка. Дурь, иначе это назвать нельзя, вынимала из бюджета кругленькую сумму.

Если бы означенный рыбак знал, что за все придется расплачиваться из своего кармана, он бы вел себя иначе.

На Западе работник постарается в больницу не попасть: разорительно, гораздо дешевле предельно внимательно относиться к своему здоровью. Ценится тот врач, пациенты которого не болеют.

Бесплатное – значит, ненужное. Именно такое отношение в России к медицине. Последствия – катастрофические. У нас масса больниц, в так называемых, приспособленных помещениях, в которых добрый хозяин скотину побоится оставлять, – все рушится.