Движение на Киев началось 26 августа из Рославля.

Я заложил посылку для Максима Петровича с сообщением о повороте армий к Киеву. Но я был уверен, что такой маневр не остался незамеченным командованием Красной Армии. Велась воздушная разведка, действовали партизанские отряды, шла интенсивная переброска войск по железным и грунтовым дорогам, а главноеослаб натиск на центральных участках фронта.

После войны я узнал из докладной записки генерала армии Г. К. Жукова в Ставку, что он точно предугадал этот маневр противника.

Внезапным удар группы армий "Центр" на юг не был, но отразить его было не так-то просто.

Удар на Киев был таранным ударом, и сдержать его силами, которыми располагал Юго-Западный фронт, было невозможно.

Но уже 28 августа головной танковый корпус под контрударами частей Красной Армии остановился и даже перешел к обороне, а через два дня еще одна дивизия попала под контрудар и, оставив на поле боя десятки пылающих танков, откатилась на исходные позиции. В то же время усилился нажим советских войск из района Трубчевска, что сдавило левый фланг группы...

Развернулись бои за Новгород-Северский, но тут же опять продвижение танковой группы было остановлено контрударами. В это же время обострилась обстановка под Ельней, и генерал выпрашивал обратно танковый корпус, который был взят у него для обороны от контрнаступления русских в районе Смоленска.

Корпус невозможно было вырвать из боя, генералу послали в помощь эсэсовский полк и мотодивизию. Мотодивизия не дошла до острия клина, ее срочно бросили под Ельню в мясорубку, которую устроила там немецким войскам Красная Армия.

Генерал не успокоился. 1 сентября он дал повторную радиограмму с требованием вернуть ему корпус и еще несколько танковых дивизий.

Я направил барону записку:

"Господин барон!

При тройном превосходстве в силах генерал не в состоянии сдвинуть свои войска с места. От прогнозов я воздерживаюсь, но полагаю, что, если Вы не хотите опоздать, настал час Вам действовать в своих интересах".

Рамфоринх вызвал меня на свидание в Рославль.

Я привез ему свежие новости с Ельнинского выступа. Потеряв до пяти дивизий и только убитыми около пятидесяти тысяч человек, немцы терпели там поражение. Рамфоринх мрачно выслушал меня и протянул мне мою последнюю записку.

– Что вы этим изволили выразить? Поподробнее!

– Ельня и есть подробность, - ответил я ему.

– Мне понятны ваши желания. В вашем положении я тоже желал бы прекращения войны. Вы не обязаны соблюдать мои интересы, от вас я ждал лишь объективных сообщений. Вы вознамерились оказать на меня давление. Для чего?

Я мог бы, конечно, заявить, что ничего, кроме объективной информации, моя записка не содержала. Но не за этим он приехал в Рославль.

– Вы сами сказали, что в моем положении вы желали бы прекращения войны. А в вашем положении?

– Сначала должны быть окуплены расходы! Вексель выдан, он должен быть оплачен. Гитлеру, если он прекратит войну, платить будет нечем!

– А если он ее проиграет?

– Быть может, и проиграет! Но не сегодня!

– Стало быть, должна платить Украина?

– Пока Украина.

– Армия, когда она начинает грабить, перестает быть армией...

– Армия уже не выполнила своего предназначения!

Я не об этом беспокоюсь... Я хочу задать вам лишь один вопрос: предположим, некоторые лица вознамерились бы прекратить войну. Мне интересен ваш ответ. На каких условиях? Мы еще наступаем и стратегическая инициатива в наших руках... Или, быть может, вы послали мне записку, снесясь со своими? Вам что-нибудь известно?

– Вы ждете контрибуции?

– Да, и значительной! Пойдут ли на это правители России?

– По-моему, не пойдут!

– Я думал, не направить ли вас с миссией получить ответ на мой вопрос... Мы обеспечили бы вам переход линии фронта...

С бароном мне не нужно было играть в прятки. Не провоцировать же ему меня!

– Сумеют ли переправить вам ответ, не знаю...

– Не отозвать ли вас в Берлин? Можно подумать, как вам выехать в нейтральную страну.

– Мой запрос отсюда пойдет быстрее и дойдет надежнее...

Барон поднялся, давая понять, что разговор окончен.

На прощание добавил:

– Кстати, о генерале! Он обратился и ко мне, надеясь на мое влияние... Здесь мы не можем распахнуть для него ворота в глубину страны, а войск для него взять неоткуда... В этой стране каждый несет свой груз тяжести и ответственности... В хоре голосов, поданных за эту войну, звучал и его голос. Ему не следует об этом забывать... А я вам разрешаю напомнить ему об этом! Подкреплений Гитлер ему не даст, он раздражен его медленным движением вперед.