Шрифт:
Это, конечно, удивительная особенность летучей мыши — ее «радарное устройство». Издавая ультразвуки, она не только безошибочно ориентируется в своих ночных полетах, но и точно засекает, где в данное мгновение находится насекомое, ее добыча. Жертве ускользнуть не удается…
Так по крайней мере считалось до сих пор. Но совсем недавно у одной из разновидностей ночных бабочек обнаружено нечто не менее удивительное. Оказывается, эти бабочки имеют слуховой аппарат, который позволяет им принимать сигналы летучих мышей на большом расстоянии и ускользать от опасности.
Исследования энтомологов Редера и Трима — поведение бабочек они фотографировали, а ультразвуки летучих мышей записывали на пленку — продолжаются…
Николай КОРОТЕЕВ
СХВАТКА С ОБОРОТНЕМ
ВМЕСТО ЭПИГРАФА
…В 1892 году по притокам Ангары шелкопряд погубил около двухсот тысяч гектаров леса.
«Лесная энтомология»За последние годы тысячи гектаров леса погибли от шелкопряда в Сибири и на Дальнем Востоке.
Журнал «Ангара» № 2, 1961 г.С 1896 по 1900 год шелкопряд принес Восточной Сибири еще больший ущерб. Общий убыток от снижения качества древесины составил, по тогдашним ценам 8 833 760 рублей золотом. И это еще не все. Охота и ореховый промысел потеряли более полумиллиона рублей…
«Лесная энтомология»ЭТО ПОВЕСТЬ О ЛЮБВИ…
Кедры стояли густо, почти без подлеска. Могучие, в два обхвата, стволы уходили ввысь. Кроны смыкались будто у облаков.
Солнечный свет проламывался сквозь ветви косыми плотными снопами. Ближние деревья казались на их фоне черными. Стоило сделать несколько шагов, и сквозь световую завесу проступали очертания новых стволов, таких же огромных и стройных.
Под деревьями было сухо, и желтый ковер опавших кедровых игл мягок и приятен.
Талаевым овладело странное чувство безмятежности и в то же время беспокойства. Он словно впервые окунулся в тайгу. Так окунаются в море и всем телом ощущают его. Еще так бывает, когда горожанин, считающий, что он хорошо знает свой город, — хотя по-настоящему помнит, случается, только дорогу от дома до работы да две-три близлежащие улицы, — в один прекрасный день вдруг открывает город будто наново и дивится его красоте, чтобы через несколько лет, может быть, опять испытать то же чувство неизведанности и узнавания.
Они шли час и два, а из-за светового занавеса все так же выступали кедры. Охотники будто кружили на месте. Они пересекали глубоко пробитые звериные тропы, по которым здесь веками ходят поколения кабанов, изюбров, лосей, медведей и всяких других обитателей тайги. Изредка на коре кедров им попадались медвежьи задиры. Во время гона косолапые хвастаются удалью: показывают своим противникам, какие они есть. Став на задние лапы, медведи передними царапают кору как можно выше. Попав в обиталище более высокого, а значит, и более сильного противника, трусливый неудачник покидает «владения». А коли местный «хозяин» слаб, пришелец гонит его от медведицы.
Увесистая кедровая шишка, величиной с кулак, упала к ногам Талаева. Он остановился и посмотрел вверх. Кроны были так высоко, что пришлось запрокинуть голову и придержать шляпу рукой. И там, на тридцатиметровой высоте, он увидел белку. Она раздраженно зауркала. Крошечный пушистый комочек жизни был чем-то недоволен.
Когда Талаев перевел взгляд на своего спутника, ушедшего вперед, то и Болдырев, низенький крепыш в кепчонке и сыромятных ичигах, показался совсем крошечным в этом царстве молчаливых великанов. Среди могучих деревьев все казалось неправдоподобно маленьким.
Талаев думал о том, что рядом с этими деревьями — а им лет по пятьсот — и жизнь отдельного человека очень мала. Почти вся история цивилизации уложилась для этих кедров в существование пятнадцати поколений.
Перешагивая звериную тропу, Талаев поскользнулся. Поднявшись, Василий Петрович отряхнул руки, колени и сердито подумал, что гонка, которую устроил Болдырев, совсем ни к чему. Не понимает он, что ли, — не удалась охота.
Талаев устал. Но просить Болдырева прекратить бессмысленную уже погоню не хотел. Не хотел признаваться в слабости, Владимир Осипович в сыновья годился Талаеву и сам мог бы догадаться, как тому трудно.