— Почему вы мне это говорите?

— Вы микробиолог. И я знаю, что микробиологи пытались бороться с насекомыми с помощью бактерий.

— Вы, Владимир Осипович, энтомолог. Гусеницы — это по вашей части, а если вы слышали о попытках, то слышали и о том, что они оказались безрезультатными.

В дверь постучали. Неожиданно и резко. Василий Петрович оторвался от микроскопа.

— Войдите…

И по привычке окинул взглядом кабинет — белый, сверкающий никелем и стеклом. Все стояло на своих местах и было очень чисто и аккуратно.

Дверь распахнулась. Болдырев вошел в лабораторию, шумно придвинул стул, сел, облокотившись о колени, и сцепил пальцы — рук.

— Вы помните кедры?

— Кедры? — переспросил Талаев. Он помнил. Они шли по лесу, и перед ними отступал солнечный занавес, открывая корабельную чащу. Это видение посещало его часто все два года, что прошли с того самого дня неудачной охоты.

— Конечно, помню!

— Можете забыть. Кедров нет!

— Шелкопряд?

— Да.

Талаев не мог представить себе, что там, в корабельной чаще, лишь черные скелеты с вздыбленными сучьями. И он понял, что никогда не сможет представить себе этого.

— Жаль, — проговорил Василий Петрович. Ему не хотелось вдаваться в расспросы.

— Мы неблагодарные млекопитающие! — сказал Болдырев и, ощутив неуместность выспренней фразы, поднялся, отошел к окну, думая, что объяснять великую сущность растительного мира Талаеву смешно. Разве он не знает, что растения первыми вышли на берег Мирового океана древности и утвердились на безжизненных скалах? Разве он не знает, что, будучи нашими антиподами по дыханию, растения начали поглощать углекислый газ и выделять кислород? Или Талаев не знает, что атмосферный кислород — продукт жизнедеятельности растений? И пищу, и кров, и огонь дали людям растения! А мы говорим этакое милое «жаль»…

— Что вы хотите, Владимир Осипович?

— Чтобы вы вспомнили…

— О том, что я неблагодарное млекопитающее, или о том, что погибли кедры?

— Нет. Об опытах Д'Эрелля!

«Вот оно что!» — подумал Талаев и сказал:

— Опыты Д'Эрелля неудачны. Бактериологический способ борьбы с саранчой потерпел провал. И у кого — у знаменитого микробиолога, первооткрывателя бактериофага!

— Ну и что? — подойдя близко, Болдырев оперся одной рукой о стол, а другой — о спинку стула, на котором сидел Талаев. — Ну и что? Какое значение имеют прошлые неудачи?

Рука Болдырева, опершаяся о стол, была распухшая и красная.

— Они предупреждают, — ответил Талаев.

Он думал о Болдыреве: «Тороплив и… не уверен в себе. Вспомнил бы, что многие крупнейшие ученые посвящали всю свою жизнь иной раз какой-то одной, весьма узкой проблеме. Они вгрызались в нее с необоримой верой в правоту своих взглядов и — побеждали. А Болдырев? Он окончил университет, ушел воевать и три года назад вернулся к научной работе. Он еще и двух лет не занимается шелкопрядом, борьбу с которым взял темой кандидатской диссертации. И, кажется, не верит в эту свою тему».

— Но ваша работа продвигается успешно, я слышал. Вы, по-моему, на верном пути. Ваши попытки очень остроумны.

— Удивительно остроумны, — проворчал Болдырев.

«Можно ли не верить в тему и работать над ней? — думал Талаев. — Это все равно, что ехать не в ту сторону. Но ведь мысль о борьбе с шелкопрядом с помощью насекомых, паразитирующих на нем, действительно остроумна. В природе насекомые, похожие на ос, — наездники — откладывают яйца в тело гусеницы шелкопряда. При этом шелкопряд погибает. Болдырев поставил перед собою цель — искусственно ускорить процесс, который в естественных условиях занимает едва ли не десятилетия. Конечно, за два года многого не добьешься». И Талаев сказал:

— Вы хотите все и непременно быстро?

— Я хочу уничтожить сибирского шелкопряда.

— Я хочу выполнить свой научный план.

— Понятно!

Василий Петрович поднялся со стула. Вежливость вежливостью, но она предполагает обоюдность.

— Не думаете ли вы, Владимир Осипович, — довольно холодно начал Талаев, — что мне следует бросить работу над моей докторской диссертацией и сломя голову приняться за истребление сибирского кедра… шелкопряда, простите… В ваши годы я тоже думал, что тема, над которой я работал, по меньшей мере осчастливит мир. Но и учился быть терпеливым. Много лет сотрудничал с Писаревым, Вавиловым и другими учеными, которые занимались выведением новых сортов пшеницы для нечерноземной полосы. России. Потом вот почти уже десять лет я занимаюсь физиологией грибков.

Рядом с Болдыревым, подвижным крепышом в офицерском кителе, Василий Петрович в белом халате казался глыбой льда.

«Однако, — подумал Талаев, — быть резким не стоит». На месте аспиранта Болдырева он и сам мог бы потерять в разговоре с собеседником чувство такта. Шагнув к Владимиру Осиповичу, Талаев закончил в шутливом тоне:

— Согласитесь, что, приди ко мне раздосадованный физик и попроси заняться изучением квантов, я бы оказался почти в таком же положении, как и после вашего любезного предложения.