Во дворец добрались без приключений. И я старался не вспоминать, во что отцу обойдется небольшая такая кучка бриллиантиков с дырочками. Да еще и часики следом. Можно, я подумаю об этом после, когда счет принесут?

Короче, приходим мы к этой, невесте моей, а она с порога так и заявляет:

— Пошли к Терину!

Я вежливенько у нее интересуюсь, все ли в порядке у нее с головой, и не хочет ли она, случайно так, подождать несколько часиков, потому, мол, что, традиционно, тюрьма по ночам у нас лучше охраняется. А сейчас, как мне кажется ночь.

Невеста моя ненаглядная поорала немного и умолкла. Кажется, голова у нее тоже иногда (очень редко), но работает в нужном направлении.

Спать она меня выпнула в мои покои. Хотя, какая разница? Неужели ей в голову закралась крамольная мысль о том, что я могу к ней пристать? Да даже на безлюдном острове в голодный год — ни за что!

В итоге встречаемся утром. Я, весь такой при параде. И она — с бутылью водки в руках. И тут в голову мою закрадывается одно сомнение.

— Постой, — говорю, — Дульсинея, свет очей моих. Напомни-ка мне, а что ты с магом там при помощи водки делать собралась?

— Дурак! — фыркает Дульсинея, — операцию я буду ему делать — вот что!

Кажется, именно этого я и боялся.

— А ничего тебя, дорогуша, при этом, не смущает? — интересуюсь я, как бы между делом.

— А что меня должно смущать? — отвечает «дорогуша», подозрительно щурясь, и плотнее прижимая к себе емкость с алкоголем.

— А не кажется ли мне, но водка тебе понадобилась лишь для того, чтобы Терину кости сломанные вправить?

— А тебе-то что?

— Мне? Ничего. А ты, наверное, в иномирье своем, только тем и занималась, что кости вправляла.

Да неужели мне удалось ее смутить?

— Нет, — бормочет Дуся, — не вправляла.

— Но готова, — добиваю я, — заняться здесь именно этим.

— Да! — кричит она, — готова, и что с того?

— Ничего, — отвечаю, старательно изображая на лице равнодушие, — совершенно ничего. Я, в принципе, и хотел, чтобы мага пытали. Я, правда, не предполагал, что он от этого умрет. Но тоже неплохо.

— Идиот! — визжит Дульсинея, — придурок!

— Я, — спрашиваю, — придурок? Отчего же? Женщина, которая слыхом не слыхала о сложных переломах, собралась вправлять их, и я придурок? Нет, я просто называю вещи своими именами. Иди, красавица, иди. И, может, гномья водка позволит тебе не слышать его предсмертные вопли.

— Убью! — рычит Дульсинея.

— Знаю, — спокойно отвечаю я.

Проходит секунд десять.

— И что ты предлагаешь? — интересуется Дуся, уже не пытаясь перейти на возмущенный визг или гневные вопли.

И вот тут я удивляюсь сам себе. С другой стороны, а зачем было это все затевать?

— Я сам это сделаю.

— Ой, не смешите меня! Наш золотой мальчик умеет справляться с переломами!

— Я — умею.

— С чего бы это?!

— Дульсинея, каким бы ни было плохим Ваше впечатление обо мне, тем не менее, я вынужден отметить. Я — принц. Это — не только привилегия. Меня многому учили. В том числе на случай войны, зашивать раны и вправлять переломы!

Хм, я рычу? Я — рычу. И это действует. Во всяком случае, зараза эта смотрит на меня крайне недоуменно и молчит. Ну что ж. Я прав. Я прав, и потому именно мне следует лечить мага. О, что же я делаю-то?!

Не знаю, как выглядел маг, когда Дульсинея в первый раз к нему приходила, но сейчас — погано. Настолько, что даже наше с ней эффектное появление его не особо-то волнует. Осторожно касаюсь ладонью его лба. Очень-очень горячий.

— Вальдор, — шепчет он, открывая воспаленные глаза, — и ты здесь.

Дуся отталкивает меня в сторону и эдак мелодраматично бухается перед магом на колени.

— Теринчик! Тебе плохо? Я все принесла.

Что за дурацкая манера у женщин — задавать такие вот вопросы. Нет, ему очень хорошо. Прилег отдохнуть, а тут мы нарисовались, отвлекаем.

— Зачем он? — еле слышно произносит маг, показывая на меня взглядом.

— Пришел на тебя посмотреть. Позлорадствовать, — бодро рапортую я.

— А… Понятно…

Маг снова закрывает глаза, и у меня такое ощущение, что сейчас он потеряет сознание. А мне это совершенно неинтересно. Как же мы водку в него вливать будем? Вот уж будет здорово, если маг в разгар операции вдруг придет в себя и дергаться начнет.

— Иллюзия, — шепчет он, и Дуся спохватывается, практически взлетает на ноги и начинает шустро так тапком своим махать. Выглядит, надо признать, забавно.

— Эй, друг, — зову я и легонечко хлопаю мага по щеке, — не спи.

— Не смей его бить! — где-то за спиной всхлипывает Дуся. Хорошо, хоть за руки не хватает.

Терин открывает глаза.

— Мне лучше.

— Ага, некромант, лучше тебе, как же. Вот сейчас мы тебя полечим, может, и станет тебе лучше.

Признаться честно, на его руки мне даже смотреть страшно, а не то, что кости вправлять, и это несмотря на то, что всей картины я не вижу — кое-что скрывают рукава рубашки.