Я хочу продолжить и далее, но тут чувствую резкий укол в висок. Ага, проснулся тот, который с пультом. Чтобы я мальчика не загружала всякими вредными мыслями. Намек понят. Не буду больше.

— Ладно, — говорю, осторожно подбирая слова, — давай лучше о собаках поговорим.

Обучение успешно переваливает за половину. Ученик мой чувствует себя все более уверенным, и он молодец, способный. Я даже как-то гордиться им начинаю. Он уже не живет в моей камере круглые сутки, отпускаю погулять периодически.

И вот Ланкович появляется на очередное занятие. Смотрю в его лицо, и что-то выражение мне не нравится. В душу закрадывается подозрение. Ланкович ничего не излучает — экранов понаставил, засранец этакий. Я уважаю его попытки проявить самостоятельность, и не сбиваю защиту.

— В чем дело? — спрашиваю.

Он молчит и отводит глаза. Я начинаю злиться.

— Что случилось? Отвечай!

Этот мерзавец встает и направляется к двери.

— Дмитрий! — говорю угрожающим тоном, — я сейчас к чертям собачьим повзламываю твои экраны, и все, что ты скрываешь, само выльется на меня. Что ты натворил, и какое это ко мне имеет отношение?

Я и в самом деле готова выполнить обещанное, те6 м более, что предчувствие беды у меня настолько явное, что не хватает каких-то пары слов.

— Андрей… — нехотя произносит Ланкович, останавливаясь у двери.

— Ну?

— Я хотел посмотреть, проверить, могу ли я…

— Точнее.

— Ну, что он думает…

— Что?!!!

— Я хотел попробовать войти, у меня получилось сначала…

Я вскакиваю в ужасе с постели, на которой сидела все это время, и подлетаю к Ланковичу, встревожено вглядываясь в его смущенную физиономию.

— Что ты с ним сделал?

— Я только вошел в сознание, я хотел узнать, не скрывает ли он чего.

— Что?

И тут мой ученик переходит в наступление.

— Вы инквизиторы! — кричит он, — Я не верю вам! Ни тебе, ни ему!

— Ах, ты нам не веришь, — говорю очень медленно, нехорошо улыбаясь, — ах, ты решил своими грязными пальцами в чужой голове покопаться. Щенок, недоучка.

Я взбешена до предела, что есть дури бью Ланковича ладонью по лицу. Он отшатывается, бледнеет и испуганно прижимает руку к щеке. Представляю, сколько эмоций я выплескиваю сейчас на него.

— Тебе мало, — говорю, — занятий. Ты решил на стороне попрактиковаться.

И залепляю ему пощечину второй рукой. Когда я собираюсь проделать это в третий раз, он хватает меня за запястье. Мальчик неслабый, надо сказать. Но злость моя еще не прошла.

Смотрю ему в глаза пристально и бью по психике. Морщится, но стоит. Бью еще раз и еще, и до тех пор, пока он не заползает на свой матрас, сворачивается на нем калачиком и не просит меня остановиться. Что ж, ладно, а то и убить его так недолго.

— Андрей жив? — спрашиваю его, дав немного отдышаться.

— Да, — тихо скулит Ланкович, — но в сознание не приходит.

— Засранец! Какой же ты засранец! Вот что, хватит валяться, вставай.

Даю ему руку, помогаю подняться. Он смотрит на меня виновато.

— Иди, скажи руководству, что только я могу Андрюху вытащить. Если они меня к нему не пустят, я тебя так изуродую, что ты забудешь, как маму родную зовут, а не то, что актуализацию. Ясно?

Ланкович идет к двери, но оборачивается и смотрит на меня с уважением. Его аура излучает сквозь сломанный мною экран злость и восхищение.

— Быстро! — ору я.

Я остаюсь ожидать в камере, конечно. Мне страшно, но все же хочется усмехнуться. Ведь кто-то же наблюдает сквозь зеркало. Этому кому-то достаточно было лишь нажать ногтем на кнопочку, и издевательство над их надежей прекратилось бы. Так нет, терпеливо подождал, пока я закончу свой специфический урок. Забавно.

Вскоре меня приводят к Андрею. Конечно, предварительно нацепляют наручники на запястья и даже на лодыжки, а также знакомый темный мешок на голову. Козлы. У них же есть пульт. Вряд ли я посмею дернуться. Снимают мешок и наручники с рук. Мелкими шажками приближаюсь к больному. Андрей лежит на спине на узкой металлической койке. Дыхание его слабо, пульс едва прощупывается. Белые губы едва шевелятся — что-то шепчут. Да, позабавился мой ученичок.

Подхожу ближе к Андрею, для большего эффекта кладу ладони ему на голову, настраиваюсь на контакт и быстро понимаю, что Ланковичу еще мало досталось. Вместо четкой знакомой структуры мозга — я сама помогала восстановить его после чрезвычайно болезненного развода Андрея с Элис — беспорядочно наваленные элементы. С трудом пробираюсь. Осторожно, крупица к крупице, собираю мозаику. Все, наконец, жить будет. Слава Богу, успела вовремя. Выхожу и вывожу вместе с собою Андрея. Смотрю на него ласково. Он открывает глаза.