Как начальник Н. И. Вавилов был мягок, снисходителен. Прощал сотрудникам промахи и недочеты. Когда требовалось наказать кого-нибудь за нерадивость, он всячески оттягивал решение, стремился обойтись без выговора или других административных мер. Если же все-таки к таким мерам прибегать приходилось, он старался перепоручить применение их своему заместителю. В годы, когда заместителем был В. Е. Писарев, он говорил ему в таких случаях:

— Проверни, Евграфыч, это дельце — у тебя сердце волосатое…

Но как руководитель Вавилов был требователен. Умел поддержать сотрудника в трудную минуту, умел и отчитать его.

Только один штрих.

Три года велась переписка Вавилова с Жуковским об экспедиции в Малую Азию. Вавилов дает подробные инструкции, обещает достать деньги, визу на въезд в Турцию. И вдруг замечает, что колеблется сам Петр Михайлович.

В Тифлис летит письмо:

«Очень будет досадно, если экспедиция не состоится, и на сей раз думаем, — может быть, ошибочно — по Вашей вине. Экзамены, посевы, лекции, все это настолько маловажно в конце концов по сравнению с поездкой в Мал. Азию, что аргументом задержки служить не может<…>.

Так вот-с, Петр Михайлович, нужно побольше определенности и прежде всего относительно Вашей поездки. Если Вам по каким-либо причинам принять участие в экспедиции затруднительно, я готов лично сам ехать в Малую Азию, если не в нынешнем году, то в следующем. До сих пор мы считали, что Малая Азия за Вами. Все мы здесь по всем культурам чрезвычайно заинтересованы в осуществлении экспедиции в Малую Азию во что бы то ни стало»*

И экспедиция состоялась…

Рассказать о всех работах, параллельно выполняющихся коллективом ученых под руководством Вавилова, невозможно. Но одна из них с особенной наглядностью показывает, насколько плодотворна была идея концентрации сил на одном направлении.

Число пунктов географических посевов с двенадцати быстро возросло до ста пятнадцати. Около двухсот одних и тех же сортов разных растений высевалось из года в год на этих пунктах — по инструкции, выработанной в Петрограде. Тысячи образцов стекались ежегодно на Морскую, 44.

Ботаники, физиологи, биохимики проделали «несколько миллионов измерений и вычислений», как писал Вавилов.

Зачем?

Мысль Вавилова в том, чтобы уловить закономерности в поведении одних и тех же сортов, попадающих в разные условия географической среды.

Когда в 1927 году Вавилов доложил об этих работах на Международном съезде в Италии, то был удостоен золотой медали. Съезд постановил провести под руководством Н. И. Вавилова географические опыты в мировом масштабе.

Еще бы!

Ведь коллективная работа, обобщенная Вавиловым, выявила закономерности, о каких раньше не подозревали.

Выявилось, что с продвижением на восток, в засушливые черноземные области, содержание белка у пшениц резко возрастает. Выявилось, что у большинства бобовых культур наоборот: процент белка мало зависит от условий среды. Выявилось, что с продвижением к северу часть культур замедляет свой рост и развитие (вегетационный период). А другие — ускоряют! Потому что на севере длиннее световой день. Потому что не только количество тепла определяет сроки созревания растений, но и продолжительность солнечного освещения. Неожиданно оказалось, что многие теплолюбивые растения можно продвинуть далеко на север: благодаря длинному дню они успеют дать плоды за короткое северное лето. Пределы северного земледелия оказались практически безграничными.

Идея продвижения земледелия на север была особенно дорога Вавилову. Он не раз подчеркивал, что в своем историческом развитии земледельческая культура распространялась из наиболее благоприятных для земледелия, близких к субтропикам широт все дальше на юг, в тропики, и в особенности на север, и считал, что современная наука должна всемерно способствовать этому процессу. И не случайно первую лекцию в Петербурге он прочел на тему о «Пределах земледелия и пределах селекции», разумея северные пределы.

Стремясь придать работе по северному земледелию должный размах, Вавилов писал в июле 1925 года заведующему Северо-Двинской опытной станцией Ф. Я. Блинову:

«Нужно, чтобы получилась ясная картина, что селекция действительно может быть полезна на севере, притом не только на квадратных аршинах, но и на сотнях десятин. За последний год по всем нашим опорным пунктам убеждались в необходимости быстрого перехода с аршинов на десятины»*.

И когда впоследствии Сергей Миронович Киров выдвинул государственную задачу — превратить северные районы европейской части Союза из области, потребляющей сельскохозяйственные продукты, в производящую, то он опирался на прочный научный фундамент.