Алф Хеллот держит над ней зонт, спрашивает:

— Хочешь накрыться со мной?

Уже тогда Китти была «экстенциалистка». Она берется за ручку зонта, берется за руку Алфа, отвечает:

— Давай накроемся вместе.

Они шагают вместе по улице Индзастрой.

— Экстенциалистка? — переспрашивает Алф Хеллот, когда она произносит это слово.

Один слог мудреного длинного выражения потерялся где-то на долгом пути с левого берега Сены на север. Алфик задает вопрос, который давно его занимает.

— Что это такое — экстенциалист?

— Значит, так, — объясняет Китти. — Есть вещь. И есть ее сущность, по которой судят о смысле вещи, — какая она сама по себе. А когда говоришь про экзистенцию вещи, это значит, что она есть, ну, просто существует, и все.

— Какая такая вещь?

— Вот тебе пример. Возьми окружность. У нее есть сущность, смысл, но сама по себе она не существует.

— А как с параболой? Или эллипсом? — Алф Хеллот остается реалистом даже в романтических ситуациях. — Если вместо окружности у тебя замкнутая кривая с двумя фокусами и лучи из одного фокуса отражаются обратно другим?

— Ты еще добавь про речевые эллипсы. Когда пропускают подразумеваемые звуки или слова: «Дорогой!», «Приходи!» Туда же сокращения относятся, такие, как «Коминтерн».

— Ну и что?

— Экзистенция, — продолжает Китти; они стоят вплотную друг к другу, держась за ручку зонтика переплетенными пальцами, — экзистенция — это то особое, что отличает человека от вещи.

— Ты не сказала, что это за вещь.

— Та, от которой человека отличает его свобода.

— Ерунда какая-то. Свобода — это демократия. Право голоса, свобода слова. Профсоюзное движение, и НАТО, и тому подобные вещи из области политики.

— Еще можно сказать, что экзистенция превыше сущности.

— Или что ром лучше эссенции.

— А виски со льдом лучше рома.

— Пять ледниковых периодов на один стакан рома.

Китти нажимает кнопку и выходит под дождь. Черный зонт складывается, накрывая голову Алфика Хеллота.

— Катись ты! — выпаливает он, и Китти уходит.

Дождь по-прежнему льет как из ведра.

Но Китти вернется, не сомневайтесь. «Приходи, — вертится в голове у Алфика. — Приходи ко мне. Приходи, Китти. Приходи в мои объятия. Объ-ятия. Со-итие».

Опасные игры? Китти этим не испугаешь. Она приходит. Остается на второй год — из-за Алфика, из-за собственной лени? Сидит с ним на одной парте. Домой из школы они идут вместе — великие таинственные влюбленные. Дейрдре и Найси. Китти и Алфик. Их манит риск. Они не прощают друг другу заблуждений. Спорят так, что клочья летят. Красный Алфик Хеллот уважает социал-демократического лидера Хокона Ли; коммунисты представляются ему главной угрозой миру, безопасности и социальному прогрессу. У Китти, скорее, противоположные взгляды. Немыслимая пара; должно быть, как это чаще всего бывает, только потому они и стали парой.

По дороге в школу они видят, как в поле сажают картофель и брюкву отказчики от военной службы. Долго Алфик крепится, смотрит на них, не реагируя. Но однажды он не выдерживает. Приставив ко рту рупор из ладоней, орет:

— Пацифашисты! Пацифашисты!

Кроткие, что трудятся на ниве господней, еще ниже склоняются к земле, не поднимая глаз, но Китти отвращает Алфика от греха. Дергает его за руку и увещевает:

— Угомонись, псих! Брось это! У тебя не все дома, честное слово!

— У меня? Это таких вот Ленин называет полезными идиотами.

— И то лучше, чем быть бесполезными идиотами. Они хоть сажают картошку. И вообще, никакие они не пацифисты, здесь и свидетели Иеговы, и адвентисты седьмого дня, и баптисты.

— И только потому, что они тринадцатидневные святые, можно ставить себя над политикой? Ну уж нет! Когда дело касается коммунистов, я никаких оправданий слышать не хочу.

— Да я никого и не оправдываю.

— Вот и хорошо. Так держать!

Они идут домой к Китти, у которой либеральные родители и отдельная комната. На стене над кроватью висит фотография чернокожего тенор-саксофониста Уорделла Грэя; рядом — вырезанная из еженедельника «Актюэлль» французская певица Жюльет Греко и американский киноартист Монтгомери Клифт. Китти теребит начисто лишенного музыкального слуха и понятия о музах Алфика, требуя, чтобы он учился играть на саксофоне. Только так он научится как следует целовать и станет великим любовником. В шведских музыкальных журналах Китти вычитала, что музыканты, играющие на духовых инструментах, потрясающе владеют ртом, губами, языком и всем дыхательным аппаратом сверху донизу. В ее глазах Уорделл Грэй — величайший в мире саксофонист, стало быть, и величайший любовник. Вместе с Алфиком Китти ломает голову над тем, что за тайное послание содержится в музыкальной пьесе «Ты ударяешь мне в голову», но не может связать это с оральными и эротическими данными духовиков. Они с Алфиком трутся губами, целуются взасос, пыхтят, сопят, массируют друг другу нёбо языком до самой глотки, однако это не приближает их к земному экстазу. Тут явно требуются более решительные шаги.

Китти поднимает руку. В разгар нудного урока норвежского языка. Ей надо выйти. Она выходит. Она — субъект. Выходит — предикат. Что-то из этого выйдет? Алфик тоже поднимает руку. Ему тоже понадобилось выйти. Он и Китти вместе в коридоре. Они делают нечто такое, чего прежде не делали, однако справляются без труда. В классе время идет своим ходом, простые предложения состоят из субъекта, объекта, предиката и определения. Точка. А что там делается в коридоре? Что происходит, пока там никто не ходит? Наконец дверь отворяется, Китти и Алфик возвращаются в класс. Рубахи навыпуск, взлохмаченные волосы, блуждающий взгляд. Всем очевидно, что происходило в коридоре.