Шрифт:
…Быть может, не столь уж значительна в этой связи другая история с самолетом, разыгравшаяся буквально на наших глазах, — история западногерманского «лихача» М. Руста, который стартовал из Хельсинки, а приземлился незваным «гостем» в центре Москвы. Почему мы берем слово «лихач» в кавычки? Да потому, что кое-кому на Западе очень бы хотелось сделать из Руста этакого рубаху-парня, погнавшегося за приключениями и не вполне сознававшего, что именно он вытворяет. Но куда деться от фактических обстоятельств полета, так смахивающего на визит Черной Дамы? Ведь Руст, который крался на малой высоте через наше воздушное пространство, вольно или невольно, как отмечалось в зарубежной печати, «копировал» возможный маршрут крылатой ракеты. Это, конечно, лишь одно из мнений по поводу действий этого авиаавантюриста. Но даже одно такое сопоставление наводит, как говорится, на мысли…
Итак, перед нами роман, в котором и история, и политика, и детектив. Но это роман! Судьба Алфа Хеллота не схема-иллюстрация к теме, которую мы освещали выше. Алф — живой человек, крепкий характер, работящий и веселый норвежец, каких мне в бытность в Скандинавии довелось встречать, с какими выпало знакомиться и дружить. Хяртан Флёгстад пишет об Алфе, о его печальной судьбе сдержанно, без надрыва, как и подобает современному, умудренному веком норвежцу. Но «размах страстей» героя порой приводит на ум персонажей норвежской классической литературы.
Быть может, пора уже сказать несколько слов об авторе. Хяртан Флёгстад — сравнительно молодой писатель (род. в 1944 г.), но уже на протяжении ряда лет входит в число наиболее известных романистов и публицистов нового поколения (его книги начали выходить в 1970 году). При знакомстве с творчеством Флёгстада поражаешься разносторонности его интересов, его широкой образованности, художественной и публицистической ангажированности в самых жгучих вопросах современной жизни. Среди этих последних Флёгстад заметно выделяет проблемы социального плана, в том числе одну из кардинальных для воспитания новых поколений — распространение так называемой «популярной» культуры. Порой Флёгстад даже защищает некоторые ее аспекты, доходя до того, что объявляет интерес, скажем, подростков и молодых людей к фильмам жанра «вестерн» или детективного своего рода защитной реакцией культурно и социально ущемленных масс на свое положение, своеобразным продуктом эпохи, в которой простому человеку очень и очень неуютно. Флёгстад чуть насмешливо рассказывает, например (в статье «Тропою грома»), как он сам в молодости с упоением «уходил от действительности», по многу раз смотря фильмы с Робертом Митчумом и Эдди Константайном. Так было однажды вечером: только что экран дарил яркую жизнь, смелых героев, утверждающих правосудие и справедливость с пистолетом в руке. Сеанс окончился. Вышел на улицу, под слепой бергенский дождь, поглядел вокруг и… обогнув угол кинотеатра, пошел смотреть тот же фильм на следующий сеанс.
«Чему мы, социалисты, можем научиться у такого кино? — задается вопросом Флёгстад. — У кино, которое в большой степени сформировало наш культурный фундамент. Прежде всего — воздействию на души. Это воздействие нельзя оставлять денежным мешкам и механизму свободного рынка».
Любопытно, что Флёгстад видит в таком киноискусстве (криминальный фильм, фильм с антигероем) своеобразную параллель к средневековой карнавальной традиции, «которая в тогдашней Европе развилась до почти автономной культуры и еретической оппозиции той картине мироздания, которую давали власть имущие».
С этим, как говорится, можно и поспорить. Но в чем Флёгстад абсолютно прав, так это в том, что такое искусство просто опасно, когда оно находится в руках опытных, искусных буржуазных пропагандистов.
Флёгстад не раз возвращается к теме бездуховности, суррогатности той «культуры», которую подсовывают и навязывают потребителю в яркой упаковке занимательности. Он отмечает, что фактическая дегуманизация человека происходит на Западе в то самое время, когда (как он пишет, в частности, в статье «Фонетическая тень») в буржуазном обществе процветает «фальшивый гуманизм», когда так попросту не замечают, не желают замечать самых настоящих смертоносных «атомных взрывов» голода и нищеты — например, в странах Африки и Латинской Америки.
Анализируя состояние дел в культурной области, Флёгстад в своих произведениях обращается к опыту и наблюдениям многих видных деятелей мировой культуры, писателей и философов, то и дело ссылаясь на такие имена, как Гораций и Лукиан, Экклесиаст и Достоевский, Эйзенштейн и Грамши, Дз. Вертов и Леви-Стросс. Часто апеллирует Флёгстад и к трудам известного советского ученого-литературоведа М. Бахтина, причем в самом уважительном духе, широко пользуется его анализом понятий «культура» и «индустрия культуры».
Роман «У-3» построен в соответствии с принципами «литературы действия», о которой так часто говорит Флёгстад. В книге проглядывает желание соединить острый политический материал с непреходящей, хотя и исторической, актуальностью темы. Пожалуй, стоит отметить здесь некоторую излишнюю щедрость в подаче деталей быта, особенно когда речь идет о курсанте Хеллоте. Заранее вычерченная схема сюжета порой снижает накал психологического напряжения — это касается в основном средней части книги. Но все же она остается единым, литым целым.
Почему роман Хяртана Флёгстада, построенный вокруг событий с самолетом-шпионом У-2, называется «У-3»? Об этом говорит сам автор устами Персона, одного из персонажей, бывшего, быть может, ближе всех к Алфу Хеллоту — и когда он вместе с будущим пилотом играл в детские игры, и когда он, упрятанный в подземный бункер, следил за полетом друга на экране радара. Персон не человек действия, ему далеко и до лихих эскапад Алфа, и до решительных поворотов судьбы, которые тот «организует» своими руками. Но в горький для обоих час его пронзает внезапное понимание того, что люди должны не только держаться вместе, но и сообща осознавать мир, его тревожные события и реалии, угрожающие жизни всех. Ведь «вместе, — заключает Персон, — мы располагаем системами наблюдения, которые хватают несравненно выше самолета У-2 и превосходят радиусом действия любые радары, системами, которые… видят все — в прошедшем, и в настоящем, и в каждом отдельном человеке. У-3».