В ту же секунду глухо хлопнуло.

Выстрел, звон пули и треск дерева, куда пуля вонзилась, на том уровне, где полсекунды назад находилась моя голова, слились в одно. Холодная вспышка ужаса подстегнула мой изначальный инстинкт: как подкошенная, я свалилась плашмя на землю и несколько раз быстро перекатилась под прикрытие большого древнего эвкалипта.

И замерла за стволом, каждый нерв, как оголенный проводок, в жутком напряжении: вот-вот вторая пуля разорвется — на этот раз в моем теле. Я ощущала влажность земли, щеку колола стерня травы, я даже слышала, как панически стучит у меня сердце. Вскрикнула женщина, и тут же я подумала — наверное, я сама и вскрикнула, но потом вспомнила, что когда проходила мимо дома Роджерсонов, который почти напротив Холла, в саду работала миссис Роджерсон, а ее муж мыл машину. Так что вскрикнула все-таки, наверное, она.

Протянулось несколько секунд — тишина, неподвижность. Словно весь мир притаил вместе со мной дыхание, ожидая: сейчас грянет второй выстрел.

Тут раздался голос Боба Роджерсона:

— Господи, она ранена?

Приподняв голову, я увидела — Боб выбежал из ворот, но смотрит он не на меня, а вверх, на лесочек на холме, ярдах в ста от меня. Встав посредине дороги, он замахал руками.

— Эй! Эй, ты там! Идиот! — завопил он в напряжении, откуда по его мнению, стреляли. — А ну прекрати! Кончай, говорю, палить! Внизу люди!

Я с трудом поднялась на ноги, он развернулся и вбежал во двор, ко мне. С отвращением я обнаружила, что коленки у меня ватные, пришлось ухватиться за дерево, чтобы не упасть. Я едва подавляла желание снова распластаться позади такого чудесно массивного дерева, укрываясь от новой шальной пули. Хотя неизвестный стрелок уже, конечно, услыхал предупреждающие крики Роджерсона — стреляли откуда-то близко.

— Со мной все в норме, — умудрилась пролепетать я, когда Боб подбежал. Усилием воли я заставила себя оторваться от шишковатой коры ствола и встала прямо. — Перепугалась, и все.

Его цветущее добродушное лицо было озабочено.

— Да это доктор Фримен! А вы уверены — с вами нормально? Увидел, как вы упали…

— Паника и только, — заверила я, стараясь говорить как можно небрежнее. Хотя какая уж там небрежность! — Мне почему-то сразу вообразилось, будто палят заградительным огнем по убегающим зайцам, напугалась новых выстрелов, вот и кинулась за дерево.

— Фу-ух! — выдохнул он с чувством, отерев ладонью лоб, внимательнее взглянул на меня. — Но пуля-то пролетела близехонько, так? Не от треска же выстрела вы хлопнулись наземь. Слышали пулю, верно?

Я вспомнила, мне рассказывали, что Боб Роджерсон во Вторую Мировую служил парашютистом-десантником: конечно же ему слишком хорошо известна инстинктивная реакция на просвистевшую у щеки пулю. Я указала на треснувшую доску обшивки стены, куда вонзилась пуля.

Он совсем помрачнел.

— Ничего себе! Ну доберусь я до этого проклятого придурка! Еще немножко, и убил бы вас! Когда кончу с ним, пожалеет, что вообще винтовку видел!

Легкой резвой рысцой Боб припустился на холм, совсем как молодой, еще сказывалась выучка десантника.

Я зашагала к машине, не совсем уверенная, как поступить в данной ситуации. От голоса миссис Роджерсон я резко вздрогнула: я не заметила, как она подошла.

— Доктор Фримен, как вы? Ничего не случилось?

Я заверила ее, что все нормально, и показала, куда угодила пуля. Она покачала головой, лицо у нее стало почти таким же белым, как у меня.

— Уж эти подростки с винтовками! Просто бесят меня! Им кажется очень шикарным и взрослым иметь ружье и хвастать, сколько они могут настрелять зверья! Послушайте, доктор Фримен, зайдемте в дом, отдышитесь. Чаю вам приготовлю покрепче!

Я заколебалась, и она твердо взяла меня за руку.

— Пойдемте, пойдемте! Наверное, знаете кучу красивых терминов для этого, а я вижу одно — вы вся дрожите и вам нужно передохнуть. За руль вам нельзя сейчас, уж это точно.

— Вы очень добры, — я жалко улыбнулась. — и, конечно, правы. Но я чувствую себя такой дурой.

— А, чепуха! Любой перепугается, когда ему чуть мозги не вышибло. А вообще, — обезоруживающе прибавила она, — если после всего этого вам чаю не хочется, так мне хочется. Так что пойдемте.

Я отправилась с ней в дом, устроилась в большом кресле в гостиной, приходя в себя, пока она готовила чай. Только тут я обнаружила, что по-прежнему крепко стискиваю в кулаке шестипенсовик. Я сунула его в карман. Миссис Роджерсон весело болтала со мной о саде, о погоде, и после второй чашки чая руки у меня наконец перестали дрожать. Я уже встала уходить, когда вернулся Боб, распаленный бегом, запыхавшись.

— И след простыл! — раздосадованно оповестил он. — Спорю, деру дал, когда понял, что натворил. Может, даже подумал, что убил вас. То-то теперь попотеет!