Я так удивилась, что мне пришлось быстренько сглотнуть, скрывая, что приглашение тронуло меня.

— Меня никогда не сопровождали на аттракционы такие красивые ребята — чтоб разом шестеро — нет! Так что не возражаю!

Они расхохотались, и я решила, что постараюсь быть достойной чести, которую мне оказали эти ребятишки. Мы все отправились к скопищу павильонов и лотков развлекаться.

Потом заглянули на бокс. И только много позднее я сообразила — так увлеклась, что даже, стреляя из воздушного ружья, не вспомнила о звуке 33 калибра. Я настреляла много очков, обогнав всех ребят, и один заметил:

— Эй, док, где это вы так здорово научились стрелять?

— Я попадаю в цель, — засмеялась я, — как раз потому, что стрелок ужасный. С такими ружьями меткому стрелку удачи не видать!

Владелец тира кисло взглянул на меня, потом ухмыльнулся:

— О'кей, леди! Приз вы себе настреляли. Выбирайте вон из того ряда.

Мой взгляд упал на высокого мягкого игрушечного жирафа, чья расцветка наверняка бы привела его живых сородичей в недоумение: был он не пятнистый, а в полосочку.

— Вон его возьму. Спорю, это единственный полосатый жираф в городе.

Взглянув на часы, я опешила: полчаса, которые я себе обещала в компании мальчишек — из боязни надоесть им — перевалили за два. Итак, я поблагодарила их и попрощалась с каждым за руку.

— Давно я так не веселилась, — искренне заверила я. — Эту ярмарку я буду вспоминать, когда стану старенькой леди в кресле-качалке!

Мы разошлись, мальчики отправились в секцию машин, а я — к большому главному павильону, где полюбовалась выставкой фруктов, овощей, цветов-призеров. Походила по другим павильонам. Посмотрела на соревнования жокеев, демонстрирующих свое искусство и искусство своих лошадей.

Ушла я уже около четырех. Мне предстоял еще один визит — я завезла жирафа в больницу и подарила Линде, своей пациентке с аппендицитом. Малышка была очень больна, но теперь поправлялась, ее выписывали через несколько дней; девочка горевала, что пропустит ярмарку. «Ведь с самого Рождества деньги копила!» — жаловалась она.

Представляя размеры бедствия для мира семилетней, я и решила в утешение сделать ей маленький подарок.

Линда пришла в восторг — обняла меня за шею и заверила, это самый красивенький жираф в мире.

— Он правда с ярмарки? — допытывалась она.

Я кивнула.

— Выиграла его специально для тебя.

Девочка ласково погладила его длинную шею.

— Ой, какая ты милая!

Относилось ли замечание ко мне или к игрушке — не знаю, но из больницы я выходила с чувством, что мир — местечко ничего себе.

Все еще под влиянием великодушного настроения я решила помыть машину, как только вернусь домой. Вернулась я еще засветло и переоделась в темно-серые брюки, голубую блузку и темно-синий джемпер — не думая-не гадая, что всего через несколько часов жизнь моя будет держаться на том, что на мне надето.

Добросовестно помыв машину, я отправилась на кухню и занялась готовкой обеда. Не торопясь, поела, часок посмотрела телевизор и отправилась к себе писать письма. Все еще размягченная, согретая счастьем дня, я и в голову не брала, что отель, в сущности, пустой: кроме меня, дома был только Бен Шорт. На ипподроме шла вечерняя программа, предстоял фейерверк и другие зрелища, так что те, кто остался в Авроре, вряд ли вернутся раньше одиннадцати.

Около десяти затрезвонил телефон. С легким вздохом — из-за того, что рушится мой мирный вечер, я подняла трубку.

— Да, доктор Фримен слушает.

— Джеки…

Сердце у меня оборвалось.

— Карл! — закричала я. — Что случилось?

— Джеки, сожалею, что беспокою тебя. Может, ничего особенного…

Голос у него напряженный, хриплый, речь спотыкается.

— Карл! Ты болен?

— Похоже на то. Понимаешь, разболелось горло, и я нашел в аптечке пенициллин, его еще Элинор покупала. Мне помнилось, что он вроде как для горла помогает, и я принял две таблетки. А через несколько минут на руке у меня проступили красные пятна, чесаться стало страшно. И только тут я вспомнил, что несколько лет назад, еще в Германии, у меня уже случалась реакция на пенициллин, и врач сказал, что лекарство мне противопоказано.

Он замолк, точно позабыв, о чем говорил. Чувствуя холодок тревоги, я ровно спросила:

— А зуд? Сильнее становится?

— Пятна расползаются. И такое странное жжение внутри. Все почему-то так быстро развивается. Ноги заплетаются, голова кружится… И горло — оно так распухло, едва могу сглотнуть. Я… — он запнулся, потом продолжил. — У меня с глазами что-то, я плохо вижу. Может, от пенициллина? Как думаешь?

Именно так я и думала. По симптомам, какие он описал, я поняла — лекарство может очень быстро убить его.