Потом он добавляет:

— Для нас большая честь, что Вы находитесь сегодня на борту «Грешэма». Мы постараемся сделать из Вас моряка…

— Я у себя на Родине немного занимаюсь и флотскими делами, — отвечает Никита Сергеевич. — Большим специалистом себя не считаю, но кое-что о флотских делах знаю.

Слева открывается широкая панорама города. Дальше, по ту сторону холмов, расстилается бесконечная синяя пустыня Тихого океана. Сан-Франциско стоит на гористом мысу, отделяющем этот залив от океанских просторов. Никита Сергеевич всматривается вдаль, где виднеются контуры гигантского моста, переброшенного через пролив Золотые Ворота. Это самый высокий мост к мире: его высота над уровнем моря семьдесят метров. Строительство моста было закончено в 1937 году

Вдруг командор Кларк обращает внимание Никиты Сергеевича на небольшой скалистый островок, на котором возвышается угрюмое строение, похожее на древний замок:

— Это наша достопримечательность. Остров Алькатрац, наша знаменитая тюрьма…

— Мне вчера уже показывали эту достопримечательность, — говорит Никита Сергеевич, продолжая глядеть в сторону Золотых Ворот.

— Оттуда открывается наилучший вид на Золотые Ворота, — не унимается командир корабля, которому, видимо, очень хочется привлечь внимание своего гостя к столь выдающемуся сооружению. — И потом эта тюрьма знаменита тем, что еще никому не удавалось сбежать оттуда. Кое-кто пытался бежать, но безуспешно: здесь слишком холодная вода и сильное течение. Тонут!..

— Да, трудные условия… — задумчиво отзывается Никита Сергеевич. Потом он поворачивается к командиру корабля и вдруг спрашивает его:

— А Вы не думаете, что хорошо было бы дожить до того времени, когда в мире совсем не будет полиции и тюрем?

Б. Кларк молча стоит в положении «смирно». Г. Лодж настораживается. Корреспонденты, стоящие плотным кольцом вокруг собеседников, торопливо вытаскивают из карманов свои блокноты и карандаши. Никита Сергеевич продолжает:

— А что для этого нужно?

Пауза…

— Для этого нужно одно: чтобы не было больше частной собственности. Эта идея, как Вы знаете, лежит в основе нашей идеологии. Чем вредна частная собственность? Тем, что она порождает у людей жадность, стремление к обогащению любыми средствами, а это страшная вещь. Каждый начинает думать о том, как бы стать богаче другого, и многие идут на все ради богатства. А если частной собственности не будет, человек перестанет думать о том, как обогатиться за счет своего ближнего. Он будет думать только о том, как обеспечить общее благо, а значит, и его собственное, личное благо. Тогда уже никому не придет в голову воровать у другого. Да и смысла не будет: общество удовлетворит все потребности каждого человека, а работать он будет по способностям. Так будет при коммунизме…

Взглянув на журналистов, которые усердно записывали его слова, Н. С. Хрущев улыбнулся и сказал:

— Это, конечно, наша идеология, я вам ее не навязываю. Ведь вы нас не понимаете, считаете нас разбойниками, которые обидели капиталистов и помещиков. Ну, а мы считаем разбойниками тех, кто присваивает плоды чужого труда.

— У каждого свой путь, — дипломатично заметил Г. Лодж, у которого, по-видимому, не вызвали никакого энтузиазма настойчивые попытки командора Кларка привлечь внимание гостя к злополучной тюрьме Алькатрац.

— Правильно, — весело откликнулся Н. С. Хрущев. — Кто любит борщ, а кто ростбиф, но все мы любим третье блюдо — сладкое…

Все рассмеялись. В этот момент на горизонте показалась внушительная серая громада военного корабля — авианосца. Может быть, он проходил здесь случайно, но американские журналисты говорили нам, что это было кем-то предусмотрено. Командор Кларк постарался привлечь к нему внимание Н. С. Хрущева.

— Военные корабли хороши лишь для того, чтобы совершать на них поездки с государственными визитами, — отозвался Никита Сергеевич. — А с точки зрения военной они отжили свой век. Отжили! Теперь они лишь хорошие мишени для ракет! Мы в этом году пустили даже на слом свои почти законченные крейсеры. Они были уже готовы на девяносто пять процентов.

Стоявшие рядом военно-морские чины и журналисты навострили уши.

— Но во время войны ваши корабли показали свои хорошие качества, — возразил Кларк.

— Времена меняются, — пояснил Н. С. Хрущев. — В наше время боевое применение крейсеров вряд ли

было бы целесообразным. Раньше подводная лодка должна была приблизиться к борту крейсера на пять километров для того, чтобы потопить его. Теперь же их можно пускать ко дну ударами, направленными за сотни километров. Появление летающих торпед и ракет полностью изменило положение на море. Поэтому нет смысла теперь иметь в строю крупные военные корабли. На борту крейсера, например, находится 1200–1300 человек, а ведь он чрезвычайно уязвим. Зачем же использовать такие устарелые средства войны на море?

Командор Кларк промолчал.

— Нет, — продолжал Никита Сергеевич, — мы не хотим оставаться на позициях вчерашнего дня. Нам советских людей жалко. Поэтому мы сохраняем в строю суда береговой охраны, сторожевые корабли, на борту которых находятся ракеты, подводный флот, также вооруженный ракетами, торпедные катера и тральщики. Вот и все. Другие корабли в наше время не нужны…

Опять наступила пауза. Среди корреспондентов начался какой-то ажиотаж. Они шушукались между собой, что-то записывали, что-то вычеркивали. Оказывается, ловкие фальшивых газетных дел мастера уже обдумали свою версию о том, что сию минуту сказал Н. С. Хрущев: они сговорились дать в печать сообщение, будто глава Советского правительства заявил, что СССР создает сейчас самый могучий в мире подводный флот. Об этом сказали Никите Сергеевичу. Он покачал головой и, обращаясь к Кларку, громко сказал, так, чтобы все слышали: