Но процесс воспроизводства капитала делает необходимым и воспроизводство рабочего класса.

Поскольку мы исследовали процесс производства как однократный и вместе с тем единичный процесс, мы имели дело только с единичным капиталистом и единичным рабочим. При этом казалось, что рабочая сила, а вместе с нею и неотделимый от неё рабочий, принадлежит капиталисту только во время своего производительного потребления, т. е. в течение рабочего дня. В остальное же время рабочий как будто принадлежит себе и своей семье. Когда он ест, пьёт и спит, он делает это для самого себя, а не для капиталиста.

Но как только мы станем рассматривать капиталистический способ производства в его непрерывном возобновлении, т. е. как процесс воспроизводства, то нам уже наперёд приходится иметь дело не с отдельным капиталистом и рабочим, а с классом капиталистов и классом рабочих. Процесс воспроизводства капитала требует увековечения рабочего класса. Это значит, что для того, чтобы процесс производства мог постоянно возобновляться, рабочие должны всё снова восстанавливать свою израсходованную рабочую силу и заботиться о постоянном притоке свежих рабочих сил. Капитал находится в удобном положении, так как может спокойно предоставить исполнение этих важных функций инстинкту самосохранения и размножения рабочих.

Вне своего рабочего времени рабочие живут, по-видимому, только для себя. В действительности даже и тогда, когда они «пребывают в праздности», они живут для класса капиталистов. Когда они после работы едят, пьют, спят и т. д., то тем самым они сохраняют класс наёмных рабочих, а следовательно, и капиталистический способ производства. Когда капиталист — кормилец, как его называли в патриархальные времена, работодатель, как его окрестили германские профессора-экономисты, — выплачивает рабочему заработную плату, то этим он даёт ему лишь средства сохранить себя и, поскольку от него зависит, свой класс в интересах класса капиталистов.

Потребляя средства существования, которые они покупают за свою заработную плату, рабочие вынуждены всё снова и снова продавать свою рабочую силу.

Таким образом, с точки зрения воспроизводства рабочий занят в интересах капитала не только в течение своего рабочего времени, но и во время досуга. Он ест и пьёт уже не для себя, а для того, чтобы сохранить свою рабочую силу для класса капиталистов. Поэтому капиталисту совсем не безразлично, как рабочий ест и пьёт. Если он напивается по воскресеньям так, что по понедельникам бывает в похмелье, вместо того чтобы дать отдых своей рабочей силе и восстановить её, то капиталисту это кажется не ущербом для самого рабочего, а преступлением против капитала, расхищением принадлежащей капиталу рабочей силы.

Уже не только купленная рабочая сила, но весь рабочий, весь рабочий класс представляется с точки зрения процесса воспроизводства принадлежностью капитала. Там, где рабочий этого не сознаёт и имеет возможность уклониться от этого, например посредством эмиграции, капиталист при известных обстоятельствах не останавливается перед тем, чтобы с помощью принудительных законов внушить ему, что он должен поддерживать себя и размножаться не для себя, а для капитала.

Так, например, эмиграция искусных рабочих была прежде в большинстве государств запрещена законом. В настоящее время в этом нет нужды. Капиталистический способ производства настолько окреп, что его законы, вообще говоря, осуществляются как принудительные экономические законы, не нуждаясь в специальной политической помощи. Рабочий в настоящее время прикован к капиталу невидимыми цепями и наталкивается на капитал всюду, куда бы он ни повернулся.

Впрочем, нашим «социальным реформаторам» эта зависимость от класса капиталистов кажется всё ещё недостаточной. Прикрепление рабочего к отдельному капиталисту посредством ограничения свободы передвижения, введение усовершенствованной системы рабочих домов и другие подобные «реформы» являются в их глазах целительными средствами для «разрешения социального вопроса».

Капиталист потребляет всю прибавочную стоимость лишь в виде исключения. Как общее правило, он по крайней мере часть её превращает снова в капитал. «Применение прибавочной стоимости в качестве капитала, или обратное превращение прибавочной стоимости в капитал, называется накоплением капитала» («Капитал», т. I, стр. 592).

Процесс этот легко представить наглядно. Вспомним пример, приведённый в предыдущей главе. Капитал в 10 000 марок приносит ежегодно своему владельцу 2 000 марок прибавочной стоимости. Если капиталист не потребляет их, а присоединяет к первоначальному капиталу, то у него окажется капитал в 12 000 марок, который при тех же условиях даст годичную прибавочную стоимость в 2 400 марок. При присоединении их к капиталу последний будет равен 14 400 марок и принесёт в год прибавочной стоимости 2 880 марок; ещё через год капитал превратится в 17 280 марок и даст прибавочную стоимость в 3 456 марок, а вместе они составят 20 736 марок и т. д. Вследствие накопления прибавочной стоимости капитал за 4 года более чем удвоился. Нас здесь не интересует, накопляется ли вся прибавочная стоимость или только часть её. Точно так же для нас не имеет значения и то, каким именно образом она накопляется — становится ли она добавочным капиталом или образует новый. Владелец прядильни может употребить прибавочную стоимость на расширение своей фабрики, увеличение числа машин, рабочих и сырья. Но он может также использовать её для постройки новой прядильни или основания нового предприятия, например ткацкой фабрики или каменноугольной копи. Каково бы ни было употребление прибавочной стоимости, во всех этих случаях она обратно превращается в капитал, т. е. в стоимость, порождающую прибавочную стоимость.