С Клитией он говорил тоном мягким и отеческим. Несмотря на разницу в возрасте он понимал ее, как никто. И она это прекрасно ощутила.

— Конечно, вы правы, — сказала она. — Да, я сейчас переоденусь.

— Куда ты собралась? Куда, я спрашиваю? — Лоуренс ринулся за ней, хватая за плечо.

Она вежливо высвободилась, ответив почти любезно.

— Иду стать взрослой. И скоро вернусь.

Лоуренс замер, тупо уставившись на дверь, но в конце концов обернулся и только тогда заметил Кэмпиона.

— Я совсем не в восторге от вашего вторжения. Отнюдь нет.

Лоуренс возмущенно пожал плечами, но тут же на его лице появилась характерная стыдливая улыбка. Сев за тот конец стола, который выполнял роль бюро, он тут же перевернул чернильницу, вытер кляксу промокашкой и продолжал говорить; голос его то набирал силу, то затихал как испорченный репродуктор.

— У меня был очень важный разговор с членом нашей семьи. Вас я прошу не вмешиваться. Очень прошу. — Его длинная красная шея дергалась, словно не вынося тяжести головы. — У вас мое письмо, инспектор. Прошу его вернуть.

Чарли Люк взглянул на листок, зажатый в руке.

— Так это вы его написали? — бесцеремонно спросил он.

Близорукие глаза расширились от любопытства.

— Я? Разве что в припадке безумия. Любопытная теория, но не выдерживает критики. Нет, написал не я, но все равно прошу отдать. В теперешней ситуации я считаю это письмо очень важным документом.

— Я тоже, — Чарли Люк спрятал бумагу во внутренний карман.

Щеки Лоуренса Палинода покрылись красными пятнами.

— Это нечестно. Ведь у вас все остальные письма.

— Откуда вы знаете?

— Дорогой мой, это не секрет. Люди имеют привычку разговаривать, а некоторые даже читают газеты.

Люк оставался упрям и серьезен.

— Почему вы полагаете, что письмо написано тем же лицом, если не видели остальных?

— Но я их видел. По крайней мере первое, и даже сделал с него копию. Доктор мне показал его сразу как только получил. А когда сегодня почтальон принес это, я сразу узнал почерк мадам Пернелл.

— Она-то здесь причем? Минуту назад мне казалось, что обвиняли вы мисс Уайт!

Неподдельная озабоченность скользнула по нескладному лицу, но Лоуренс сразу взял себя в руки.

— Автором должна быть женщина! — воскликнул он и покачал головой. — Может быть, вы не ощущаете этого так остро, как я… Наверное, вы правы: это могла быть только мадам Пернелл.

Такого рода заявление для расследования совершенно не годилось. Мохнатые брови инспектора сошлись, как грозовая туча, он был взбешен очередной неудачей.

Кэмпион почувствовал, что пора вмешаться.

— Не думаю, что стоит полагаться на ощущения, — буркнул он, кисло добавив: — Полиция не готова к использованию методов психоанализа. Вы в самом деле ничего не знаете о мадам Пернелл, инспектор?

— Я-то не знаю? Знаю как облупленную! — Люк был взбешен. — Хозяйка бара на Саффолк-стрит, рядом с собором. Несчастная старуха! Толста, как бочка, но сердце золотое. Она едва говорит по-английски, а уж писать не может вовсе. Мистер Палинод уже обвинял ее, и мы проверяли…

Лоуренс вздохнул и пожал сутулыми плечами. Кэмпион сел и достал сигареты.

— Насколько я помню, ля Пернелл — это еще невероятно ядовитая и агрессивная сплетница в комедии Мольера, — заметил он.

— В «Тартюфе». Для образованного человека это ясно как день. — В голосе Лоуренса звучала усталость. Он посмотрел на инспектора с ласковым укором. — С вами очень трудно разговаривать.

— Да где уж! — буркнул Люк под нос.

— Что вас склонило к мысли, что письма могла написать ваша племянница? — Кэмпион снял очки.

— Я предпочел бы промолчать.

Не обращая внимания на протестующее покашливание Люка, Кэмпион кивнул в сторону столика на колесиках.

— Все эти книги из библиотеки?

— К несчастью, большинство. Мои финансы не позволяют покупать столько книг, сколько хотелось бы.

— И давно они у вас?

— Ох, я уже вижу, к чему вы клоните. С тех пор как появилось первое письмо. Нужно же хоть что-то прочитать на эту тему, прежде чем переходить к делу.

— Разумеется, — Кэмпион оставался серьезен. — Прошу простить меня, но вы сосредоточились исключительно на анонимных письмах?

— Разумеется.

— Почему?

Последний из Палинодов наградил его еще одной чарующей улыбкой и спокойно заявил:

— Потому что они для меня — единственная загадка.

Люк покосился на своего спутника. Казалось, Кэмпион прекрасно ориентируется в ситуации.

— Я тоже так думаю, — дружелюбно поддакнул он. — Ведь вы перемыли все стаканы и чашки. Ограничься вы одной, я сразу бы сделал известный вывод. Почему вы решили, что сестра совершила самоубийство?